Ред. Мы лояльны ко всем режимам. А если критикуем, то только с духовно-нравственной стороны.
Воскр. Во-во! И вы оправдываться начинаете. Поэтому умные люди и говорят, лучше их вообще не трогать. Говно не трогаешь, оно и не воняет. Там, где положено, и без нас разберутся. И накажут.
Ред. Значит, вы считаете, что уничтожение россиян производится целенаправленно?
Воскр. Ну, а как же! Ведь раз за это дают чины, награды, звания, премии, должности вплоть до президентских — взять хоть Шеварнадзе, даже нобелевские «премии мира» дают за изничтожение россиян. Все делается по заказу. Видал я в аду одного шеварнахера по кличке Пидорадзе… и этому вломят, сучаре!
Ред. А имеете ли вы право осуждать кого-то, ведь вы сами бывший рецидивист-убийца, преступник, каких мало?!
Воскр. Человек я нехороший, согласен. Только я жертвам в глаза глядел. Я себя демократом и благодетелем не называл. На мне кровь десятка-другого, а они в кровище миллионов. И будь я хоть каким преступником, а в сравнении с этими негодяями — ангел! За то им и в аду нет пощады, ибо преступили они такую черту, за которой прощения никогда не будет, хоть ты всех золотом осыпь, хоть миллион свечек в церкви поставь. Любой насильник-садист, что в камере смертников сидит или уже пристрелен, в сравнении с ними дите малое и невинное. Не будет их — и его не будет. Я шоблу воровскую не понаслышке знаю, терся бок о бок сорок лет. Да их всех можно за неделю взять как цыпляток — и тю-тю! никакой преступности и в помине не станет! Только те, что наверху, этого никогда не сделают. Они — пастухи, а ворье да бандиты — их овчарки, им легальных легавых мало, им народишко надо в стаде плотно держать, чтоб не сбивались, не отбивались, чтоб всю жизнь в страхе! Вот они и держат. Когда какая банда зарвется, выйдет из-под контроля, ее возьмут, накажут для порядка, потом отпустят — свои! Пастух, он ведь овчаркам тоже иногда и пинка даст, и кнутом огреет, но давить своих овчарок не станет. Есть и материальный интерес — они ведь под эту вывеску, под борьбу с преступностью, хорошие денежки себе выписывают — миллиарды. А на хрена им какого-то Чикатиллу брать — пускай погуляет, кровь попущает, народишко запуганный до истерики доведет. Они сидят и ручонки потные потирают — дескать, гуляй, друг ты наш лучший, мы тебя, как ты выдохнешься, возьмем, да под тебя двадцать миллиардов на «борьбу с преступностью» получим, а уж денежки эти пристроим, не переживай. Так что преступность — это очень крутая кормушка, кто ж с собственной кормушкой бороться станет. Вы вот ежели все обмозгуете хорошенько, так разберетесь, что к чему, и почему я, бывший гад последний и убийца, себя в тыщу раз чище и лучше этой сволочи считаю.
Ред. И все же без пастуха нельзя. Всякая власть от Бога!
Воскр. Те, кто от Бога, в дерьме не сидят. И хватит уже про политику! Надоели вы мне. У меня нервы и так измотанные, а вы их на барабан мотаете!
Ред. А не могли бы вы нарисовать нам схему или карту этого иного измерения, которое в просторечии принято называть адом?!
Воскр. У вас таких карандашей нету! Я шучу. Но нарисовать это нельзя там больше измерений. У нас только длина, ширина и высота, а у них еще много других. Потому все описания не совсем точные. Вон читал я у Данте, двенадцать кругов — детский сад! Круги есть, двенадцать в двенадцатой степени, только они не кругами лежат, и не друг за дружкой, а в объемах — таких слов нет, чтоб выразить. И глубину я измерял только по времени. Но ведь бывало, что переносило сразу. Как это объяснить? Я не знаю. Вот представьте: вышли из дома, пошли, поехали на трамвае, метро, потом на поезде, на самолете, сели, пошли, опять на метро, приехали на другом конце света — открыли дверь, и оказались там, откуда вышли вначале. Нарисуйте мне карту! Что? Круг? Нет, никакого круга нет, вы все время шли вперед, удалялись. Свернутое пространство? А как вы его на схеме изобразите?! Не ломайте голову. Я уже ломал! Карта не получится.
Ред. Ну, а ведь все-таки где-то этот потусторонний мир пространственно находится. Как вы думаете где он?
Воскр. Только не в земле, это точно. Все эти «могилы «кладбища» только люки да дверки. А сам ад может быть, где хочешь, никогда не угадаешь. Может, он в другом созвездии, в космосе, может, туда мгновенно переносит. А может, рядом с нами, может, насквозь нас просекает. А может, он в какой-нибудь пылинке заключен:
макромир в микромире… Я вот еще думал, что он закладывается в каждого человека, что его нет где-то на стороне, а в мозгу у каждого есть такое зернышко — вот это и есть микромир, а в нем свернутый макромир, а в нем ад.
Человек помер или пришибли его, он не сдох сразу, не обратился в труху, а сознание, душа — фырь в это зернышко, и ушла в микро-макромир. А все зернышки вместе — система. Вот кто их закладывает в мозг, откуда все пошло — никогда не узнать.
Ред. Следовательно, преисподняя — это все игра как бы нашего же сознания, нашей же души, она внутри нас?!
Воскр. Вы ни черта не поняли. Ад — это реальность, это огромный Мир, в миллионы раз больше нашего. Не он в сознании, а сознание уходит в него… может, кто-то не в ад, а в другое зернышко уходит, в рай, а может, их там много, никто не знает этого. Я уверен, что кое-кто просто сдохнет, обратится в ничто. И все! Значит, не было в нем ни души, ни зернышка этого.
Ред. Если есть зернышко, зачем класть в могилу, в «люк»?!
Воскр. Многократная блокировка. Они боятся, что в ад начнут проникать живые, наркоманы, психопаты. И так там много всякой нечисти: колдуны всякие, экстрасенсы, ведьмы…
Ред. Они в аду?!
Воскр. Многих тащат отсюда еще живыми. Они же слуги дьявола. Но это не значит, что они только других терзают и пытают, им самим достается еще хлеще, отсюда и злоба лютая. Всей этой сволотой забито несколько уровней преисподней гадюшник!
Ред. Так значит, выходцы из ада имеют доступ в наш мир? Для того, чтобы кого-то утащить надо выйти, верно?!
Воскр. Ну, а как же! Ведь я выходил. Ведь я тогда и был посланцем ада, выходцем из него.
Ред. Нет, я имею в виду не покойников, а самих обитателей этого измерения, тех, кого принято называть чертями, дьяволами и т. д.?
Воскр. Они никогда не выходят наружу. У них полно слуг, таких, каким был я, и еще похлеще! Ежели бы хоть раз тот, кого вы называете чертом, выбрался наверх, на землю, вам всем труба, вы даже не представляете, что это такое!
Ред. Опишите.
Воскр. Это в первую очередь не существо, не зверь с рогами. Это дикий, чудовищный ужас, который проникает в мозг. Ни один живой не выдержит этого ужаса. Я не знаю, насколько метров или километров действует все это, но то, что мы бы все посдыхали за минуту, да и все жильцы ближайших домов — это точно. Голова разрывается! И они все время меняются. Я думал, читал кое-что, потом решил — это не твари какие-то, а просто сгустки какой-то энергии, черной и злой до безумия, это само сжатое, спрессованное безумие и есть! Я думаю, что те психи, что рисовали всяких бесов, просто ощущали краешком своего сознания или подсознания давление этого спрессованного безумия. То есть, они еще при жизни, уже как бы коснулись того света.
Ред. Страшные вещи вы говорите!
Воскр. Все переплетено в мире… Но мне пора, извините. Ищейки идут по моим следам, легавые. Я им, сукам, в лапы сам не дамся. Все! Прощайте! Об одном прошу— добейте записки до конца, пускай люди все знают. Кроме вас некому, остальная пресса только на себя работает да на режим. Я вас очень прошу!
Этот сатанаил смотрел на меня пустыми глазницами. И взгляд его был страшен, он не предвещал ничего хорошего. Незримыми сетями черный свет втягивал меня в свою пучину. Это была гибель, и мое спасение…
— Будьте вы все прокляты!!! — завопил я напоследок.
И вниз головой прыгнул в зловонную дыру могилы. Она открылась прямо под ногами, но я знал — это дьявол-хранитель, вторая ипостась земляного ангела, открыл ее для меня. Негодяи! Гады! Они не давали мне выхода на землю! Они лишь тешились, они издевались надо мной. Нет места русскому человеку… Нигде!
