Но я не смыкал глаз. За всю эту вечность в ледяной глыбе я ни разу не смежил век, даже не моргнул. Вот это была пытка.
И я начинал видеть!
Теперь я ясно видел тысячи пространств, заключенных одно в другое. И наша ледяная бескрайняя пустыня с миллионами ледяных глыб была в этом многомерном лабиринте крохотной черной точкой, пятнышком. Я будто увидал разом всю преисподнюю… но мозг мой не вместил ее устройства. Я чуть не закрыл глаза!
Громко и зловеще расхохотался мой дьявол-хранитель. Вонзил свою руку в лед, прожег его, добрался когтистой лапой до груди моей, разодрал холодную кожу, взломал ребра, вцепился когтями в сердце и выдрал его.
Черная, вонючая кровь капала из его ладони на грязный лед.
Чем было сердце мое? Полусгнившим куском сырой тухлятины!
— Закрой глаза! — зарычал он.
— Нет! — прошептал я.
Губы и язык не слушались. Но меж веками будто стальные иглы стояли. Воля моя, закаленная адом, была сильнее воли дьявола-хранителя.
— Так останется же твое тело на веки здесь! — снова прорычал он.
И швырнул кровоточащее сердце во мрак.
А я стоял в огромной луже растаявшего льда. Стоял голый, изможденный, с пульсирующей раной на груди, в которой не осталось сердца. Заточение кончилось.
Начинался новый круг ада.
И я был готов к нему.
Но дьявол-хранитель неожиданно взял меня за предплечье, сдавил его так, что засочилась черная кровь. И просипел еле слышно:
— Ну что же, раз ты такой смелый, я покажу тебе кое- что. Но лучше бы ты ослеп, ублюдок!
Он говорил совсем на другом языке, совсем другие слова — но смысл был именно таким, я все понимал. И молчал.
— Пойдем! — приказал дьявол-хранитель.
Ему нельзя было не подчиниться. И я пошел. Ни одной ледяной глыбы. Ни одного вмороженного в них. Все сразу пропало… а точнее, все осталось где-то в другом пространстве, а мы сами вышли из него.
— Ты хотел познать наш мир, смертный? — вопросил хранитель. — Ты познаешь его. Познаешь, ибо познание это будет еще одним мучением для тебя, еще одной пыткой!
— Ничего не боюсь! — прохрипел я.
— Тогда убей мучителя своего! — заорал вдруг зверски дьявол.
И предо мною объявился старикашка-колдун — жалкий, ободранный, измученный, с перебитыми, изгрызенными руками и ногами, с вытекшим глазом. Он не мог говорить, только мычал жалобно и скулил.
— Редко в нашу обитель попадают живые, — пояснил дьявол-хранитель совсем тихо. — Но раз уж попался, так пускай проклинает свою судьбу. Убей его!
— Нет, — еле слышно ответил я.
Старикашка подполз к моим ногам и принялся целовать их, облизывать. Струпья падали на его лысину, черная кровь сочилась по спине. Но он ничего не замечал. Он не хотел, чтобы его убивали. Всесильный колдун! Мой бывший всевластный хозяин!
— Он мучил тебя и издевался над тобою! Он превратил тебя в зомби! — рычал дьявол. — Ты про все забыл?! Отомсти же своему врагу лютому!
— Нет, — ответил я.
И со всей силы пнул ногой жалкого старикашку — его холуйство и низость оскорбляли меня. И, конечно же, как иначе — неистово и жарко все внутри у меня горело, пылало, стонало: «убей его! убей! вспомни, как он изгилялся, как пытал тебя и терзал! Надо мстить таким, иначе они выведут весь род людской своей злобой, завистью, алчностью и ненавистью!»
Но не имел права умножать зла я.
И потому изрек твердо:
— Нет!
Дьявол нагнулся, ухватил когтем старикашку за ногу. И разодрал на две половины. Отшвырнул их от себя в разные стороны. Но прежде, чем эти уродливые останки упали наземь, одна половина обернулась самим старикашкой, только еще более истерзанным, а вторая — красавицей Лолой. Они бросились друг к другу и слились в единое, невообразимо чудовищное целое.
— Теперь они всегда будут вместе, — проскрежетал дьявол. И прикрикнул: — Вон!
Уродливая тварь исчезла. А мой хранитель вновь оглядел меня безглазым взглядом, будто завораживая, прорычал:
— Пойдем!
Мы шли долго пока не добрались до подножия исполинской каменной лестницы. Кто ее мог соорудить в аду? Я ничего не мог понять.
— У нас тут хватает рабочих рук, — будто угадывая мои мысли, пояснил дьявол, — все ваши бездельники и дармоеды, даже если они не совершили ничего более тяжкого кроме своего безделия, попадают к нам. Ты видел, как строят адские пирамиды?!
— Нет, — ответил я смущенно.
— Ну так погляди!
Я обернулся на шум… Я мог поклясться, что секунду назад за моей спиной ничего не было кроме пустыни, мрака и холода. А теперь я узрел трех истощенных, покрытых язвами и коростой скелетов, которые на своих согбенных спинах тащили двадцатитонный каменный блок. Они не могли его тащить — не могли, по всем законам природы. Но они его тащили! Обливались кровавым потом, стонали, сгибались… и тащили. Какой-то мелкий бес подсыпал колючки и осколки бутылок под их голые ступни, потом возвращался и тыкал их под ребра иглами, жег пылающим факелом. А они несли свой камень.
— Им нести его тысячу верст. Там возводят новую пирамиду Вельзевула! — сказал дьявол-хранитель. — Но самое интересное начнется, когда им придется этот камешек затаскивать по почти отвесному склону пирамиды на трехкилометровую высоту… хочешь увидеть это?
— Да, — машинально ответил я.
И увидел.
Дьявольская пирамида была исполинских размеров. Сотни тысяч изможденных скелетов, еле обтянутых кожей, упираясь, цепляясь пальцами за скользкий камень, срываясь и заходясь в лютой трясовице, волокли наверх свои камни-блоки. А оттуда ручьями текла на них лава, раскаленная смола, летели обломки камней. Это надо было видеть! Многие срывались вниз — их давило камнями, расплющивало, расчленяло, раздробляло, они катились вниз… но восстанавливались в жутких мучениях и без отдыха, без передышки лезли наверх. Весь склон пирамиды был усеян мучениками.
Слезы навернулись на глаза мои. Зрелище было не для слабонервных, уж лучше б несчастных огнем жгли.
— Не жалей их, — вдруг заботливо произнес дьявол-хранитель, — не стоят они того.
— Вы просто сволочи! — озверел я. — Чего хренового сделали эти люди?!
— Они ничего не сделали. В этом их грех.
— Не вам, гадам, вершить справедливость!
Мучитель мой нисколько не обиделся. Они там, похоже, вообще не умею обижаться.
— Нам дела нет до справедливости, ублюдок, — прохрипел он, — понял или нет?! Это ваши борзописцы земные, наши клиенты, все сочиняют сказочки про сатану, который является на Землю и вершит справедливость, наказывает зло и порок. Бредятина!
Я удивился, осклабился до ушей.
— Ты что, гад, читал «Мастера и Маргариту», что ли?! Откуда ты знаешь про это?
— Мне не надо ничего читать, ублюдок. Все знания нисходят на меня сами собой, понял? — Он уставился на меня и оскалил огромные кривые клыки. — Сатана — сам вершитель зла! Он сеет зло и порок! И он не занимается благотворительностью, он не воспитатель и наставник. А преисподняя, как вы ее называете, не детский сад! Здесь никто никого не перевоспитывает, никто никого ни за что не наказывает. Здесь все просто — зло сталкивается с еще большим злом. И порождает зло огромное, непомерное, исполинское. Вот и все! И брось эти выдумки о воздаянии грешникам и вершении справедливости. Преисподняя — это гигантское внепространственное поле, улавливающее любое зло, пребывающее вне ее самой и засасывающее зло в себя. Ибо зло — это не просто наш способ существования. Это наш воздух, наша вода, наша среда, в которой мы только и можем существовать. Понял, ублюдок?!
— Значит, нет никакого Высшего Суда? — спросил я. — Значит, все происходит само по себе? Не может такого быть!
Я расхохотался ему в рожу. Плюнул себе под ноги, растер голой, мозолистой ступней. Я старался не смотреть на несчастных рабов, что тянули свои камни наверх. И теперь я понял, почему их мучения показались мне более страшными, чем мучения горящих в огне. Живые скелеты, обтянутые желтой кожей, были до того напряжены, до того были натянуты в них каждая жила, каждый нерв, что само адское напряжение исходило от них, умножаясь по их числу — в тысячи, в миллионы раз. Я отвернулся от них. Черт с ними! Зато на Земле отдыхали, пускай попарятся!
