Внизу шумел, блестел город.
– Здесь будет город заложен! – Виктор топнул ботинком.- Понимаешь, Андрюша, здесь люди родятся, будут жить… И никто не узнает, что в начале всего стояли здесь мы двое. Но мы знаем. И с нас довольно. Потому что мы – знаем!
И еще ему хотелось непременно здесь дать клятву.
Андрей смеялся:
– Ты что, Герцен? Или Огарев?
– А что Герцен? Что Огарев? Привыкли: Огарев, Огарев… А что уж Огарев, если уже разобраться?
Шумели сосны, отвесно стояло небо, все в ярких звездах после дождя. Внизу был город. А они двое стояли здесь, на своей вершине.
ГЛАВА VI
Следующее утро, которое по пословице вечера мудренее, началось в посте и покаянии. Аня молчала, вопросы детей раздавались в пустоте.
– А мы пойдем на речку?
– Я думаю, мы пойдем на речку? – подхватывал Андрей несколько лебезящим голосом.
– Еще на лодке обещали покататься… Все только обещаете…
– Действительно, мы ведь обещали. Я совершенно из виду упустил.
– Ты, к сожалению, ничего не упустил из виду. Ничего из того, что стояло у тебя перед глазами…
– Да, ты совершенно права… То есть, наоборот, я хочу сказать, что у тебя не совсем точная информация в этом смысле.
А про себя подумал: «Вот у Витьки сейчас творится!..» От него хоть требовалось покаяние внешнее, а от Витьки будут добиваться осознания в душе.
В первый год семейной жизни Андрей все пытался доказывать свою правоту, как будто в ссоре бывают правые. Поистине молодой муж подобен новобранцу: не понимает, что не тот виноват, кто повторяет «виноват!», а кто оправдывается.
Тем временем Митя подводил грустные итоги:
– Рыбу ловить не пошли… На лодке не покатаемся… Лучше б не обещали.
– А правда, детонька! Возьмем с собой продуктов, соль, спички, где-нибудь на острове разожжем костер… Честное слово, а? И тебе за нами не ухаживать. Сварим уху…
– Мамочка, давайте! – Митя вскочил из-за стола.- Я нож с собой возьму, фляжку с водой!
Вот тут Машенька, маленькая миротворица, подошла к ним, стала посредине:
– Давайте не ссориться. Ну почему мы ссоримся? Давайте жить мирно.
И целовала голую материну руку, а ладошкой своей теплой гладила отца по небритой с утра щеке, как будто примирение обещала.
– Идите во двор! – крикнула на детей Аня: у нее слезы выступили на глаза.
Андрей обнял ее и, хоть отворачивалась, поцеловал в висок.
– Дети умней нас. Ну хватит, чего там… Поругала мужика своего – и хватит. Это ж такой день. Мы с Витькой хоть и подкаблучники, а все же некогда мужчинами были.
Вот и просыпается порабощенный дух раз в пятилетку. Время такое: вся Черная Африка скинула иго, Азия бурлит.- Он опять поцеловал ее в висок.- Ты у меня умница.
– «У меня…» Правда что Азия в тебе бурлит.- Она вытерла щеки ладонью.- Ладно, давай устроим детям праздник. Они уж, во всяком случае, ни в чем не виноваты.
Андрей быстро побрился, замаливая грех, сунулся было мыть посуду, но не был допущен: излишней суетливости от него не требовалось. Собрали кошелку и по дороге на речку зашли за Анохиными: Виктора выручать. Пока жены разговаривали между собой в доме, Виктор и Андрей курили во дворе.
– Ну как, брат, раскаялся? Прощен?
– Да нет, понимаешь, не в том дело… Зинушка нервная очень стала. С нервами у нее последнее время… Другой раз ничего особенного, а на нее вдруг так подействует.- У Виктора даже стекла очков блестели жалобно: то ли от раскаяния, то ли от тоски.- Когда дети, знаешь, в самом деле нехорошо. Привыкнет дочь встречать отца в таком виде, а потом к ней самой вот так муж явится. Хочешь, чтоб он ее уважал, относись к матери с уважением…
– Отличник! Урок выучил на пятерку.
– Да нет, понимаешь…- Виктор опасливо взглянул на окна, откуда раздавался накаленный Зинин голос: «Аня, не знаешь ты их, Аня-а!..» – Ужасно нервная.
– У тебя одна дочь, а у меня и дочь и сын. Тут как быть? Положение по тому анекдоту: «Как ваша дочь замуж вышла?» – «Великолепно! Она еще в постели, он ей кофе подает».- «А как сын женился?» – «Не говорите, ужасно! Она еще в постели, он ей кофе подает…»
– Да,- сказал Виктор, не слыша и не слушая.- Да, да…
Андрей потянулся, скосив на него смеющийся глаз, хрустнул пальцами за спиной.
Был он в стираных джинсах с никелевой пряжкой на животе, в расстегнутой ковбойке и тапочках на босу ногу. Утреннее солнце, хоть и не жаркое еще, пекло похмельную голову. Кваску бы сейчас холодного из погреба.
– Слушай,- сказал он,- у Леши бредень есть. Не даст он нам?
– Бредень? – Виктор глянул на окна, не зная, как поступить.
– Что командование решит, до нашего сведения доведут, а солдат службу знает.
Они обошли дом, пригибаясь под развешанным на веревках, хлопающим от ветра ситцевым бельем. Надутые наволочки были как подушки. Распугав на заднем дворе кур, вошли в коровник. С улицы показалось черно внутри. Хозяин, Леша, в резиновых сапогах вычищал навоз, соскребая лопатой с мокрых досок. Он поставил лопату к стене, осторожно взял испачканными пальцами сигарету из протянутой пачки, потянулся прикуривать.
– Бредешок-то есть. Вон на потолке валяется не по назначению. Ловить чего будете?
Ей и так здесь, рыбы, не было, скрозь истребили, а как летошний год плотину прорвало, последняя ушла.
Леша в большом раздумье сбивал мизинцем пепел с сигареты. Томимый субботним настроением, он и навозом-то занялся с утра не по доброй воле. Охотней пошел бы рыбу ловить, если б кто пригласил. Там поймают не поймают – «основной вопрос», как говорил он в таких случаях, «не в рыбу уперся…». Но Андрей и Виктор сами еще не были прощены, к тому же собирались с детьми, с женами и предпочли не понять.
– Да мы такие рыбаки, если только сама какая-нибудь в бредень заскочит с перепугу,- стыдливо засмеялся Виктор,- А на себя мы не надеемся.
– Ну да, ну да…- Леша был мужик сообразительный.- Тогда конечно.
Носком сапога он вдавил сигарету в навозную жижу и, припадая на левую ногу, похромал к дому.
Мальчишкой играл он с пацанами под берегом, и раскопали в песке поржавевшую гранату времен войны. Двоих тут же положило наповал, а Леше в нескольких местах перебило ногу и крошечным осколком веко рассекло; с тех пор и помаргивал он не в лад.
Когда после прибыла саперная часть, нашли на дне реки, затянутые илом и песком, немецкие снаряды и мины общим числом больше сотни. Но основной склад обнаружился в деревне. В каждом доме была своя противотанковая мина, у запасливых хозяек по нескольку штук. Стали отбирать – прячут так, что с миноискателем не найдешь. И не сразу в голову пришло саперам, что, помимо своего основного назначения, противотанковая мина может служить еще гнетом для капусты: «Тяжелая, круглая, как раз по размеру входит в кадушку. Ты найди мне такой подходящий гнет, тогда отдам…» Пробовали припугнуть – не пугаются: «Сколько лет солим – не взрывалась, чего это она вдруг взорвется?» Пришлось саперам выменивать мины прямо-таки поштучно.
Со временем срослась у Леши нога неровно, вышла короче другой, колено не сгибалось. Из-за нее он и
