– Пойдем изменять моему супругу, – сказала я наконец. – И давайте сделаем это громко. Пусть мне обзавидуется все женское население отеля.
…Лука расстроился, когда с утра я сообщила ему свое решение – по возвращении в Штаты мы разводимся.
– Ты что, влюбилась в этого… из соседнего номера? – тихо спросил он.
Я нервно бегала по комнате – все мосты сожжены, отступать некуда.
– Нет. Я не влюбилась. Я просто должна оторваться от тебя.
Мне казалось, что у меня по всему телу проступают отпечатки рук Макса.
– Но как же ты будешь одна?
– Выйду замуж. Я уже придумала за кого: за фиолетового телепузика. Он идеально подходит к занавескам на кухне.
Лука не удерживал меня, и в тот же день я вылетела в Бангкок. Смотрела в иллюминатор: «Я воздушный шарик. Я оторвалась и улетаю в небо».
А в голове крутилась песня: «Ты знаешь, мне грустно в небе без тебя».
Рождественская мистерия
Рождество. Потоки людей втекают в освещенные двери церкви. Стекло, бетон и скоростные лифты. Хрустальный собор – самый большой храм в штате.
В карманах наших с Зэком курток спрятано пиво с подведенными к нему трубочками. Время от времени мы прикладываемся к ним и с каждым глотком становимся все веселее и набожнее.
Пи– Пи держит за одну руку меня, за другую – Зэка и качается, поджимая ноги.
– Тоже хочу пива, тоже хочу, тоже хочу!
Зэк сдуру похвастался перед ней нашим изобретением, и Пи-Пи уже выторговала себе дядькин плеер и мои бусы.
Задабривать ее удается ровно на десять минут.
Но стоит нам войти в храм, как она забывает про свой черный бизнес. Хрустальный собор огромен, как олимпийский стадион. Роскошная сцена, телекамеры… Жидкокристаллические экраны демонстрируют то оркестровую яму, то восторженных прихожан.
Хор в сотню голосов ахает гимн. От изумления Пи-Пи роняет жвачку.
На сцену выходит священник – звезда религиозного телеканала.
– Братья и сестры! Сегодня мы собрались для того, чтобы отпраздновать великое событие. Чтобы вспомнить, как две тысячи лет назад раздался чудесный детский крик…
– ХОЧУ ПИИИИИИВАААААААА! – на весь зал.
Таких оваций, наверное, не срывал даже папа Иоанн Павел II.
Сестра Леля
Леля не любит Зэка. Говорит, что на порог его не пустит, если я приведу его с собой.
– Блядствуй сколько хочешь, только не в нашем доме. У меня как-никак ребенок.
На ребенке Джоше уже проб негде ставить, он с шестнадцати лет по девкам гуляет. А мой муж – законный. Но это Лелю не колышет: она всегда была эгоисткой и козой.
Я не могла простить Леле самого факта ее рождения. Она ворвалась в мою жизнь и начала лишать меня мамы, игрушек и желтого горшка с цветком.
На прогулке Лелю – как младшую – сажали под капюшон коляски, а меня – в ноги, на солнышко. За это Леля всегда получала по шее.
– Мы тебя на помойке нашли! – шептала я, когда родители, поцеловав нас на ночь, уходили в другую комнату.
– Неправда! – кричала Леля.
– Ну ты глянь на себя в зеркало – ты же больше на Жулю похожа, чем на кого-либо из нас!
Жуля была соседской пуделихой.
– Зато во всех сказках младшие сестры выходят замуж за принцев, а старших никто не берет! – мстила Леля.
– Вот щас как дам по башке!
– А я как заору, и тебе ремня всыпят.
Я выливала ей в волосы белый клей, чтобы ее побрили налысо, она тырила из моей сумки проездной, чтобы меня оштрафовали. Мы самозабвенно дрались, рыдали в мамины колени и от безысходности мирились.
– Будешь домик под столом строить?
– Бу-у-уду!
Научившись читать в пять лет, я с головой ушла в книги и каждую ночь пересказывала Леле прочитанное. В результате она пошла в школу, не зная ни одной буквы, но зная содержимое всех детских библиотек в округе.
В классе Леля снискала себе репутацию девочки-вамп. У нее тут же появились хахали, которых она беззастенчиво пользовала. Она открывала платные курсы курения в женском туалете и бесстыже врала завучу, что школьное платье «так и продавалось» с короткой, чуть ниже попы, юбкой.
Как– то раз классная поймала меня на улице и показала на Лелю, гуляющую по карнизу.
– Твое?
– Мое.
– Вот иди и разбирайся с ней! А то обоим замечание в дневники напишу.
Единственным, кого Леля любила в то время, были звери. У нас в доме жили четыре черепахи: Жозефина, Одетта, Пенелопа и Аглая. На панцире каждой Леля написала их инициал, а потом составляла из черепах слово «ЖОПА».
Еще у нас были рыбки, крысы, кошки, а также пуделиха Жуля Вторая.
Однажды Леля притащила домой клетку с породистыми и чрезвычайно горластыми курами. Мама выставила их на лестницу.
– Мне курятник в доме не нужен!
Леля забрала свое зверье и ушла, хлопнув дверью. Через час нам позвонили соседи:
– Ваша дочь устроила в лифте зоопарк. Мы вызываем кабину, а там куры!
Мама залила горе валерьянкой и согласилась пустить кур в дом. Впрочем, они у нас жили недолго. В их коллектив затесался крайне озабоченный петух, который всегда хотел секса. Возбуждаясь, он начинал вырывать дамам перья, отчего они переохлаждались и дохли. Петух тоже вскоре помер – жить без секса он не умел.
Лелина любовь (мемуары)
Когда я доучилась до второго курса, я поняла, что мне нужна своя квартира. Водить мальчиков к нам домой было совершенно невозможно: мама разговаривала с ними о саженцах, а папа вообще доводил до припадков. Стоило мне закрыться с очередным кавалером, как он тут же подходил к двери, громко топал и многозначительно сопел.
– Пусть знают, что я все время начеку!
Все лето я работала как проклятая и накопила на съем частной квартиры.
Моя новая обитель пахла покойными старушками и не имела ванной, но зато там не было папы с мамой.
На новоселье я пригласила всех друзей и друзей друзей. Стола у меня не было, еды тоже, поэтому водку мы пили на газете, расстеленной на полу.
Было весело и жарко. Всем хотелось целоваться, но тогда публично лобызаться могли только жених и невеста.
– Давайте, что ли, кого-нибудь поженим, – предложила я, втайне надеясь, что женить будем меня и Пьющенко.
Чтобы определить новобрачных, мы затеяли игру в бутылочку. Жениться выпало Леле и тихому юноше, имени которого никто не знал. Впоследствии выяснилось, что это был мой сосед снизу, который пришел ругаться из-за громкой музыки. Входная дверь была открыта, он заглянул в комнату, и тут все заорали: «Жених!»
Свадьба была почти настоящая. Пьющенко, как самого бородатого, назначили попом.
– Венчается раб божий… Как тебя звать, раб? Коля? Венчается раб Коля с рабой Лелей…
Дальше Пьющенко слов не знал и понес отсебятину про рабовладельческий Рим и восстание Спартака.
– Но к вам это не относится, – заключил он. – Мы – не рабы; рабы – не мы. Горько, товарищи!
– Горько! – завопили мы.
За отсутствием колец Коля с Лелей обменялись резинками для волос, и жених так поцеловал невесту, что у нее очки свалились.
После этого с Лелей произошли необратимые изменения. Она начала спать в бигуди и покупать у цыганок кружевные трусики. Через месяц Коля поехал с нами в лес на шашлыки, а затем бесследно пропал.
Тайну его исчезновения я узнала десять лет спустя. За день до похода Леля исписала целую тетрадь откровениями на тему «Я не знаю, люблю ли я его… Мне кажется, у него нет цели в жизни», после чего «нечаянно» забыла дневник в Колиной палатке.
Коля полночи читал Лелину фантастику, а затем свернул вещички и ушел на станцию. На месте его палатки остались лежать Лелин дневник и записка «Прости за все».
Вскоре я встретила у мусоропровода незнакомую девушку – на ней были Колины тапочки и рубашка.
