– Она такая же, как белена, – может быть и ядовитой, и целебной, – отозвалась Эйла.
– Так часто бывает. Как правило, все ядовитые растения при разумном использовании очень целебны.
На обратном пути Эйла остановилась и показала на сине-фиолетовые цветы около фута высотой.
– Это иссоп. Кажется, из него получается хороший чай от кашля, да?
– Да, и к тому же он придает чаю приятный аромат. Почему бы тебе не прихватить его с собой?
Эйла вырвала несколько растений с корнем, а по дороге стала обрывать с них листочки.
– Эйла, от этих корней на следующий год выросли бы новые цветки. Если вырывать цветы с корнем, следующим летом они больше не вырастут. Если не собираешься использовать корни, лучше обдирать со стеблей одни листочки.
– Я об этом не подумала, – с раскаянием произнесла Эйла. – Больше так делать не буду.
– Даже когда используешь корни, никогда не выдергивай их все до одного: пусть на следующий год они принесут новые цветы.
Они подошли к ручью, и в болотистом месте Иза показала Эйле еще одно растение.
– Это сладкий тростник. Он очень напоминает ирис, но по свойствам совсем не похож на него. Отваренный корень хорош от ожогов, иногда его жуют от зубной боли, но его нельзя давать беременным. Они могут потерять ребенка, правда, когда я давала его пить с этой целью одной женщине, этого не произошло. Хорошо помогает работе кишечника. Видишь, как отличаются эти растения.
Они остановились отдохнуть под сенью широколистного клена. Эйла сорвала листок, свернула его в кулек и зачерпнула воды из ручья. И из этой самодельной чашки дала Изе напиться.
– Эйла, – начала Иза, – тебе следует выполнять все, что велит Бруд. Он мужчина, это его право тобой командовать.
– Я делаю все, что он говорит, – оправдываясь, ответила она.
Иза покачала головой:
– Но делаешь не так, как надо. Ты делаешь это с вызовом, досаждаешь ему. Когда-нибудь ты об этом пожалеешь. Придет день, и Бруд станет вождем. Тебе придется делать все, что скажут тебе мужчины, – любой из них. Ты – будущая женщина, у тебя не будет выбора.
– По какому праву мужчины командуют женщинами? Чем они нас лучше? Они даже не могут родить ребенка! – запальчиво прожестикулировала она.
– Так уж сложилось. Клан всегда жил по таким законам. А ты теперь принадлежишь Клану, Эйла. Ты моя дочь. И должна вести себя как положено девочке из Клана.
Эйла виновато понурила голову. Иза права: она дерзила Бруду. Что только было бы с Эйлой, если бы ее не нашла Иза? А если бы Бран не позволил ей взять девочку с собой? А Креб не принял в Клан? Эйла взглянула на женщину – единственную мать, которую она помнила. Иза была уже в годах. Тело ее увяло. Кожа на некогда мускулистых руках обвисла, волосы поседели. Креб с самого начала казался Эйле старым, и Эйла не замечала в нем особых перемен. Иза же не на шутку ее беспокоила, однако целительница всякий раз отмахивалась от нее, когда речь заходила о здоровье.
– Ты права, Иза, – сказала девочка. – Я нехорошо себя веду с Брудом. Отныне я буду стараться ему услужить.
Малышка, которую несла Эйла, сморщилась и открыла глазки. И, сделав жест, обозначавший «хочу есть», она запустила пухленький кулачок себе в рот.
– Уже поздно, – сказала Иза, взглянув на небо, – и Уба голодная. Нам пора возвращаться.
«Жаль, что Иза не может со мной ходить в лес чаще, – размышляла Эйла на обратном пути. – Мы могли бы больше времени проводить вместе, к тому же она мне так много всего рассказывает».
Хотя Эйла дала себе зарок ублажать Бруда, на деле это оказалось не так-то просто осуществить. У нее вошло в привычку не обращать на него внимания. Поскольку она не торопилась выполнять его приказания, он обычно обращался к кому-то еще или делал сам. Ее не пугали его тяжелые взгляды, она чувствовала себя защищенной от его гнева. Хотя она прекратила ему досаждать, дерзость в обращении с ним для нее стала привычной. Слишком долго она позволяла себе таращить на него глаза или не замечать того, что он от нее хочет, вместо того чтобы скромно склонять голову и откликаться по первому требованию. Желание дерзить ему у нее возникало внезапно. Но гораздо страшнее была ее бессознательная ненависть к Бруду. Он чувствовал, что она потеряла к нему уважение. На самом же деле она попросту избавилась от страха.
Время ветров и зимних холодов было не за горами. Эйла не любила пору, когда листья начинали менять окраску, хотя золотая осень и радовала ее взор, а богатые урожаи фруктов и орехов никому из женщин не давали скучать без дела. У нее редко выпадал случай удалиться в свое тайное убежище, чтобы припрятать там кое-что на зиму. Время бежало так быстро, что она не заметила, как подоспела зима.
В один из дней поздней осени она привязала к себе корзинку, прихватила палку для копания и отправилась к своему тайнику, собираясь припасти немного орехов. Добравшись до места, она скинула корзинку и зашла в пещерку за пращой. В ее игрушечном жилище было много домашней утвари и даже старенькая пуховая постель. На деревянной полке, укрепленной на двух скалистых выступах, находились чашка, сделанная из березовой коры, несколько тарелок-ракушек, кремневый нож и камни для колки орехов. Она достала из накрытой плетеной корзины пращу и отправилась к ручью. Напившись воды, Эйла принялась искать камешки.
Девочка сделала несколько пробных выстрелов. «Ворну далеко до меня», – радовалась она всякий раз, попадая в цель. Вскоре ей это занятие наскучило, и она стала собирать в густом кустарнике орехи. Все у нее было хорошо. Иза поправлялась, Уба росла прямо на глазах. У Креба летом боли всегда утихали, и Эйла обожала гулять с ним у ручья. Стрельба из пращи для нее была любимой игрой, и девочка неплохо преуспела в этом. Для нее не составляло труда попасть в шест, скалу или ветку, но ее немного беспокоило то, что она играет с запретным оружием. А самое главное, ее больше не мучил Бруд. Собирая орехи, она думала, что так будет продолжаться всю жизнь.
Порывы ветра срывали с деревьев жухлые листья, и они, медленно кружа, плавно спускались на землю, прикрывая упавшие зрелые орехи. На голых ветках все еще висели спелые фрукты, не собранные для зимних запасов. Золотистые восточные степи колыхались под ветром, словно растревоженное, вспененное море, а виноградные заросли продолжали манить взор сладкими и сочными гроздьями.
Мужчины, как обычно, обсуждали предстоящую охоту – одну из последних этой осенью. Их собрание продолжалось с раннего утра, поэтому Бруда послали попросить кого-нибудь из женщин принести им воды. У входа в пещеру сидела Эйла и мастерила из палочек и обрезков кожи корзинку для сушки винограда.
– Эйла! Принеси воды! – приказал он ей и собрался идти.
Девочка связывала решающий узел, прижимая недоделанную корзину к себе. Если бы Эйла шевельнулась, все сооружение рухнуло бы и пришлось бы начинать все сначала. Нерешительно оглядевшись, нет ли поблизости кого-нибудь из женщин, она вздохнула, медленно встала с места и пошла искать большую корзину для воды.
Молодой человек, взбесившись оттого, что девчонка не торопится идти за водой, порыскал глазами вокруг в поисках женщины, которая проявила бы большее рвение. Но неожиданно передумал. Прищурившись, взглянул на Эйлу.«По какому праву она ведет себя так нагло? Разве я не мужчина? Разве ей не положено подчиняться мне? Насколько я помню, Бран никогда не говорил мне, что я обязан терпеть такое неуважение. Он не наложит на меня смертельное проклятие, если я заставлю ее сделать то, что ей положено. Какой вождь позволит женщине бросать ему вызов?» У Бруда внутри будто что-то перевернулось. Ее дерзость зашла слишком далеко. «Нет, ей это так просто с рук не сойдет! Она будет мне подчиняться!»
В считанные доли секунды он настиг девочку. И не успела она встать, как тяжелый мужской кулак сбил ее с ног. За одно мгновение удивление на ее лице сменилось гневом. Она посмотрела вокруг и увидела наблюдавшего за ними Брана, чей безучастный взор убедил ее, что защиты от него она не дождется. Увидев гневный взгляд Бруда, подогреваемый ее злостью, она не на шутку перепугалась.