Эйла поспешно увернулась от второго удара и кинулась к пещере за корзиной. Бруд, сжав кулаки от злости, проводил ее взглядом, стараясь по возможности сдерживать гнев. После чего перевел глаза на мужчин и увидел бесстрастное лицо Брана. Оно не выражало ни участия, ни осуждения. Бруд не выпускал Эйлу из виду, пока она, набрав воду, не закинула ношу за плечо. Он заметил страх в ее глазах и то, как она засуетилась, когда он замахнулся на нее во второй раз. Благодаря этому он слегка успокоился. «Я ей слишком много позволял», – подумал он.
Когда Эйла, согнувшись под тяжестью ноши, проходила мимо него, он толкнул ее так, что она едва удержалась на ногах. Лицо ее залилось краской гнева. Она выпрямилась, метнула на него быстрый презрительный взгляд и замедлила шаг. И на нее обрушился еще один удар. Она пригнулась, приняв его на плечи. Все это происходило на глазах всего Клана. Девочка посмотрела на мужчин, и взгляд Брана погнал ее вперед быстрее кулаков Бруда. Приблизившись к охотникам, она стала на колени и, не поднимая головы, принялась наливать воду в чашку. За ней к мужчинам медленно подошел Бруд, страшась того, что скажет ему Бран.
– Краг говорит, что видел, как стадо двигалось на север, Бруд, – произнес Бран, когда молодой человек вернулся на свое место.
«Все в порядке! Бран на меня не сердится! Да и почему, собственно говоря, он должен злиться? Я поступил по справедливости. Почему он должен наказывать мужчину, проучившего нерадивую девку?» От облегчения Бруд глубоко вздохнул.
Пока мужчины пили воду, Эйла кинулась к пещере. Большинство соплеменников вернулись к своим делам, только Креб поджидал ее у входа.
– Креб! Бруд опять едва не побил меня, – знаками пожаловалась ему она. Она смотрела на любимого ею человека, и улыбка постепенно спадала с ее лица: никогда прежде он на нее так не глядел.
– Ты всего лишь получила то, что заслужила, – произнес он с мрачным видом. Повернулся и отправился к своему очагу.
«Почему Креб злится на меня?» – забеспокоилась она.
Позже тем вечером Эйла подошла к Мог-уру сзади и обвила руками его шею – жест, от которого всегда оттаивало его старческое сердце. Однако на сей раз, он остался к нему безучастным и продолжал смотреть вдаль холодным и отсутствующим взором.
– Не беспокой меня, девочка. Пойди поищи себе какое-нибудь занятие. Мог-ур размышляет, ему некогда тратить время на всяких дерзких девчонок, – коротко отделался он от нее.
Глаза ее наполнились слезами. Ее больно ударил ответ Мог-ура и даже немного напугал. Это был не прежний, любящий ее Креб. Это был Мог-ур. Впервые в жизни она поняла, почему великий Мог-ур вселяет почти во всех благоговение и страх. Он отдалился от нее. Одним взглядом и несколькими жестами он выразил свое осуждение и недовольство, которых она прежде от него никогда не знала. Он больше не любил ее. Она хотела его обнять, сказать, как сильно его любит, но боялась. И побрела к Изе.
– Почему Креб так на меня зол? – спросила ее девочка.
– Я уже говорила тебе, Эйла, что тебе следует делать то, что велит Бруд. Он мужчина и имеет право командовать тобой, – мягко произнесла Иза.
– Но я делаю все, что он хочет. Я всегда ему подчинялась.
– Ты противишься его приказаниям. Ты же знаешь, что дерзишь ему. Ты ведешь себя не так, как положено послушной девочке. Это отражается на Кребе и на мне. Креб считает, что плохо тебя воспитывает, позволяет слишком много свободы. Он думает, что раз он позволил тебе вольное обращение с ним, то ты сочла себя вправе так же вольно вести себя с другими. Бран тобой тоже недоволен, и Креб это знает. Ты все время бегаешь, как ребенок. А ведь по возрасту ты почти женщина. Ты произносишь какие-то жуткие звуки. А когда тебя просят что-нибудь сделать, ты не торопишься. Тобой недовольны все. Ты осрамила Креба.
– Я не знала, что я такая плохая, – ответила Эйла. – Я не хотела быть плохой, я даже не думала об этом.
– Но следовало бы подумать. Ты уже не ребенок, чтобы так себя вести.
– Все это потому, что Бруд был всегда жесток ко мне и сильно избил в тот раз.
– Не важно, жесток он с тобой или нет. На это его воля. Как мужчина, он имеет на это право. И может бить тебя, когда ему заблагорассудится, и так сильно, как захочет. Когда-нибудь он станет вождем, и тебе, Эйла, придется ему подчиняться. Ты должна будешь делать все, что он пожелает. У тебя нет выбора. – Иза посмотрела на вытянувшееся лицо дочери. «Почему ей это дается так тяжело?» – спросила себя она и ощутила горечь и сочувствие к девочке, которая с таким трудом принимала ее слова. – Уже поздно, Эйла, иди спать.
Девочка отправилась в постель, но уснуть ей долго не удавалось. Она долго вертелась, прежде чем ее окончательно сморил сон. Наутро она проснулась рано, взяла корзинку с палкой для копания и ушла еще до завтрака. Ей нужно было побыть одной, чтобы все обдумать. Уединившись на своей секретной лужайке, Эйла достала пращу, хотя стрелять ей особенно не хотелось.
«Это все из-за Бруда, – думала она. – И почему он ко мне привязался? Что я ему такое сделала? Он всегда меня недолюбливал. Он, видишь ли, мужчина, а чем, собственно, они лучше женщин? Подумаешь, будущий вождь, не такой уж он великий. В обращении с пращой ему далеко до Зуга. Я и то стреляю не хуже его и уж точно лучше Ворна. Мальчишка часто промазывает, да и Бруд, наверное, тоже. Помнится, в тот день, когда он выпендривался перед Ворном, ему ни разу не удалось попасть в цель».
Она в запальчивости принялась стрелять из пращи. Один из камней попал в кусты и спугнул спящего дикобраза. В Клане редко охотились на маленьких ночных зверьков. «Сколько было шума, когда Ворн подстрелил дикобраза! – вспомнила Эйла. – Да если я захочу, я тоже смогу». Распушив иглы, зверек семенил к песчаному холму, что находился у ручья. Эйла вставила в пращу камень, прицелилась и выпустила его. Медлительный зверек оказался легкой мишенью, он тотчас свалился на землю.
Довольная собой, Эйла бросилась к добыче. Однако, коснувшись ее, она поняла, что он не убит, а только ранен: из головы сочилась кровь. Охваченная волнением, она готова была отнести его с собой, чтобы полечить в пещере, как уже не раз поступала с ранеными животными. Ей уже не было радостно, ей стало жутко. «Зачем я в него стреляла? Ведь я совсем этого не хотела. Я не могу принести его в пещеру. Иза сразу поймет, что его ударили камнем. Она не раз видела зверюшек, подбитых из пращи».
Девочка в недоумении смотрела на раненого зверька. «Мне нельзя было охотиться, – продолжала рассуждать она. – Что толку от этой пращи? Креб и так злится на меня, а что будет, если он узнает? А если узнает Бран? Мне даже нельзя было прикасаться к оружию, не то что стрелять из него. Неужели Бран меня выгонит? – Эйлу переполняли страхи и угрызения совести. – Куда же я пойду? Ведь я не смогу жить без Изы, Креба и Убы. Кто обо мне позаботится? Я не хочу уходить».
Слезы хлынули у нее из глаз.
«Я была плохой. Очень плохой, и Креб на меня разозлился. Я люблю его и не хочу, чтобы он меня ненавидел. Ну почему он так на меня злится? – Слезы ручьем текли по ее щекам. Она легла на землю, продолжая рыдать над своей горькой судьбой. Продолжая то и дело всхлипывать, девочка села и вытерла рукой нос. – Больше я не буду плохой. Я буду только хорошей. И стану делать все, что Бруд ни пожелает. И никогда не прикоснусь к праще!…» Для убедительности она швырнула оружие в кусты, после чего схватила корзинку и помчалась обратно в пещеру.
Иза издалека заметила девочку:
– Где ты была? Пропадала все утро и вернулась с пустой корзинкой.
– Я обо всем подумала, мать, – совершенно серьезно начала Эйла, – и решила, что ты права. Я была плохой. Но больше такого не повторится. Я буду делать все, что захочет от меня Бруд. Я буду вести себя так, как положено, и больше не буду бегать. Как ты думаешь, если я стану хорошей, Креб будет меня опять любить?
– Не сомневаюсь в этом, Эйла, – ответила Иза, мягко похлопав девочку по плечу. «Вновь эта слезоточивость, стоило девочке подумать, что Креб ее не любит, – отметила про себя Иза, глядя на заплаканное детское лицо и опухшие глаза. Сердце целительницы дрогнуло. – Ей все гораздо труднее дается, потому что она на нас непохожа. Возможно, теперь это даже к лучшему».
