– Для тебя?
Теперь пожала плечами Сандра Шэн. Скосив голову набок, она продолжала рассматривать свой корабль. Спустя некоторое время сказала:
– Ты не задумывался, почему твое шоу пользуется таким успехом? Не хочешь ли узнать, почему публика изменила мнение насчет тебя?
Эд вздрогнул. Он не был уверен, что хочет.
– Потому что, Эд, ты завязал с военной болтовней и перестал про угрей трепаться. Ты взялся предсказывать будущее. Ты подарил им Тракт, сияющий впереди заманчивой целью. Ты позволил им туда заглянуть, ты им показал, что? там может отыскаться и как это способно изменить их жизнь. Тут, внизу, все порядком износилось, они это знают. Эд, ты им не предлагал ретротоваров. Ты заявил, что открыто еще
Она засмеялась:
– Ты бывал весьма настойчив. Потом тебя тошнить начинало.
– Но я же там никогда не бывал, – сказал Эд. – Никто не бывал.
Сандра Шэн выковыряла из опущенного уголка губ крошку местного табака.
– Правильно, – ответила она. – Но и они ведь тоже не бывали?
Эд ждал Энни, а та все не шла. Ее не было сутки, двое. Он сделал уборку. Постирал ее запасной костюм из лайкры. Он сверлил глазами стены. Ему никуда не хотелось идти, не хотелось даже знать, что на свете есть куда пойти. И тут в порту неожиданно закипела жизнь. Ночь напролет ракетные сполохи озаряли дюны. Туда-сюда носились рикши. Циркачи собрали манатки и погрузились на корабль; только инопланетники в богато отделанных гробовых клетях еще сновали по странным траекториям, после заката колеся вдалеке по бетону с какими-то неведомыми поручениями от дрессировщиков. На третий день Эд нашел алюминиевый раскладной стул и уселся на солнышке с бутылкой рома «Блэк Харт». В половине одиннадцатого утра со стороны города на Пирпойнт-стрит влетела рикша и, не сбавляя темпа, понеслась к нему.
Эд вскочил.
– Эй, Энни! Энни! – позвал он. Стул перевернулся, но ром удалось спасти. – Энни!
– Эд!
Она смеялась. Он слышал, как она выкликает его имя всю бетонную дорогу. Но стоило ей остановиться перед ним в облачке рекламы, похожей на конфетти и носовые бумажные платочки, и он увидел, что это не Энни, а какая-то другая девчонка, длинноногая; рикша смерила его ироничным взглядом.
– Эй, а ты кто? – сказал он.
– Тебе еще рано знать, – ответила рикша и ткнула большим пальцем за плечо. – Твоя зазноба вон где.
Тут на бетон спустилась Энни Глиф. Стало ясно, что она эти три дня провела с пользой, переделав себя сверху донизу, – и, как ни забавно, склонила ее к этой инвестиции, сама того не ведая, униженная Белла Крэй. Перемены оказались разительны. Новая чистенькая плоть распустилась в портняжном супчике как по волшебству. Старой Энни больше не было. Эду предстала девчонка не старше пятнадцати лет. Из одежды на ней имелись розовая атласная блузка, плиссированная сзади, да топик-болеро из лаймово- зеленой ангоры, с прорезями для сосков. На запястье – золотая цепочка, на ногах – сандалии на толстой подошве из прозрачного полиуретана. Светлые струящиеся волосы она разложила прядями, подобрав ленточки по цвету. Даже в сандалиях на толстой подошве Энни была ниже пяти футов двух с половиной дюймов.[65]
– Привет, Эд, – сказала она. – Как тебе мой новый прикид? Ее Мона зовут.
Она оглядела себя, потом Эда и рассмеялась.
– А тебе понравилось! – воскликнула она.
Потом сердито:
– Ну тебе же понравилось, правда?
И:
– Эд, я так счастлива…
У Эда отнялся язык.
– Мы… знакомы?
– Ну, Эд!
– Я пошутил, – сказал он. – Теперь вижу сходство. Красиво, слов нет, но я не понимаю, зачем ты так поступила. – И добавил: – Я
