– Мы помещаем себя в этом поворотном моменте, желая исследовать возможности непостоянства и вечных перемен…
– Не думаю, что нам этого особо хочется, – сказал Эд.
Он не понимал, зачем проектировать мерцающее голографическое изображение Тракта Кефаучи на атласный занавес позади. Но когда спросил об этом Хэрриет, та немедля сменила тему, превратилась в Сандру Шэн и посоветовала:
– Эд, тебе следует понять, что им ты нужен мертвым. Любое пророчество преждевременно. Аудитория возжаждет твоей смерти.
Эд только уставился на нее.
К вечеру он все еще не понимал, чего от него хочет аудитория. Людской ручеек быстро затапливал места перед сценой, принося широкую и представительную выборку нью-венуспортских типажей. Были тут корпоративщики из анклавов, одетые в кропотливую имитацию персонажей диорамы в тени за сценой; гики и культивары с Пирпойнт-стрит; невысокие, идеальной красоты портовые шлюхи, от которых пахло ванилью и медом; девушки-рикши, бак-наркоши, восьмилетние ганпанки и счетоводы всех вышеперечисленных. Набралось и несколько новочеловеков, чьи руки и ноги были бледны и неестественно гибки, а выражения лиц – неадекватны происходящему. Держались зрители тише обычной цирковой аудитории, а еды и напитков принесли с собой меньше, чем Эд надеялся. Зловеще внимательны. Непохоже, чтоб он им был нужен мертвым. Эд вышел на сцену в смокинге, сел на деревянный стул в свете цветных прожекторов и взглянул на них. Ему было жарко, накатывала тошнота. Одежда жала.
– А-э-э… – начал Эд.
Прочистил горло.
– Дамы и господа, – начал Эд по новой. Ряды белых лиц глядели на него. – Будущее. Что это такое?
Он понятия не имел, что бы добавить, поэтому наклонился, подцепил с пола между ног аквариум и устроил его на коленях. Эда наняли прорицателем. Ему нужно было о чем-то говорить. Он не знал, считается ли предсказание будущего развлечением или частью сферы услуг. Мадам Шэн по этому поводу не откровенничала.
– В общем, – сказал он, – почему бы мне не ударить в него лицом?
На него ринулись серебристые угри, что-то вытекло прочь из жизни, а потом вытек и сам Эд, растворился, как теплое течение в холодном море. Этим вечером ощущения его ничем не отличались от прежних, однако наблюдал он с некоторого расстояния, тягостно-липкого и непривычного. Все требовало усилий. Он очнулся примерно через час и обнаружил, что лежит на бетоне космопорта. Дул соленый ночной ветер. Его тошнило и морозило. Рядом на коленях стояла Энни Глиф. Ему показалось, что она тут уже некоторое время. И что ждала бы и дальше, сколько бы ни потребовалось. Он закашлялся и мучительно блеванул. Энни вытерла ему рот.
– Все-все, – сказала она.
– Иисусе! – вымолвил Эд. Потом: – Привет. Ну как я?
– Шоу было недолгим. Как только ты нахлобучил себе на голову этот аквариум, тебя судорога схватила. По крайней мере, было такое впечатление.
Энни улыбнулась.
– Их это не убедило, – продолжала она, – пока ты не встал со стула.
Она рассказала, что Эд поднялся со стула и около минуты стоял перед аудиторией в пляшущих пятнах света, дрожа, и что за это время он успел медленно обмочиться.
– Настоящий твинк-момент, Эд. Я тобой гордилась.
После этого из дымчатых недр аквариума донеслись какие-то приглушенные звуки. Эд резко вскрикнул и попытался сорвать аквариум с головы. Потом потерял равновесие и внезапно рухнул прямо в передний ряд, во весь рост.
– Их это не порадовало, и нам потом пришлось улаживать определенные недоразумения. Ну, ты знаешь, там же всякие топики заплатили за лучшие места, а ты им дорогие одежки облевал. Мадам Шэн их успокоила, но вид у них стал разочарованный. Мы тебя выволокли через черный ход.
– Я этого не помню.
– Да нечего там было особо смотреть. Ты испортил смокинг, катаясь в луже собственной мочи.
– А я что-нибудь сказал?
– О, ты предсказал будущее. Ты отлично поработал.
– Что я сказал?
– Ты про войну рассказывал. Ты говорил то, что они слышать не хотели. Синие детские тела вылетают из исковерканных кораблей в пустоту космоса. Замерзшие детские трупы в пустоте, Эд. – Она вздрогнула. – Ты же понимаешь, такое никто не захочет
