секретаря.
– Как дела на архипелаге?
Консул никогда не здоровался, начиная разговор таким тоном, словно они с секретарём не расставались на несколько недель, а ненадолго расходились в разные комнаты.
– В целом неплохо, синьор Винчер, – в тон отозвался Касма. – Экономика работает, народ спокоен.
Недостаток продовольствия на Ушере пока не ощущали: Дагомаро приказал отправить на родину большую часть захваченной в Приоте добычи, грузовые суда шли нескончаемой цепочкой, так что до конца зимы на архипелаге должен царить порядок.
– Военные неудачи?
– Кредит доверия не исчерпан. Люди верят, что вы сумеете поправить положение. – Друзе помолчал. – Приота далеко, мало кто понимает реальное положение дел.
– Пропагандисты? – осведомился консул, имея в виду направляемых приотцами агитаторов.
– Их становится больше, – не стал скрывать Касма. – Но полиция справляется.
«Закон о смутных речах», принятый ушерским Сенатом в «военном пакете», позволял арестовывать пропагандистов на неопределённый срок, а потому большая часть приотских агентов без лишних разговоров отправлялась в форт Гуан, расположенный на уединённом острове Кьюа. Мера, возможно, не самая демократическая, зато действенная.
– Позволите личное мнение, синьор Винчер? – озабоченно осведомился секретарь.
Друзе имел привилегию говорить консулу правду в любых обстоятельствах, однако пользовался ею весьма умело, обязательно испрашивая разрешение в наиболее острых случаях.
– Разумеется, – отозвался Винчер. – Говори.
– Люди ещё не протестуют, но уже перестали одобрять боевые действия, и это плохой признак, – вкрадчиво произнёс Касма. – Пораженческих настроений пока нет, однако накапливается раздражение, и очень скоро люди начнут прислушиваться к приотским агитаторам, которых с каждым днём становится всё больше и больше.
Перспектива оказаться в Гуане не останавливала оголтелых пропагандистов, они проникали на архипелаг контрабандными путями, на рыбацких лодках, в трюмах больших кораблей и цеппелей. Их поток не прекращался, и консул понимал, что, несмотря на все усилия, часть агитаторов просачивалась через полицейские кордоны и принималась смущать ушерские умы.
– Твои рекомендации?
– Имеет смысл как можно скорее закончить войну, синьор Винчер, – твёрдо произнёс Друзе.
– Так просто? – не сдержался от ироничного восклицания Дагомаро. – Доставай блокнот, я продиктую письмо.
Секретарь изобразил улыбку, демонстрируя, что оценил шутку патрона, но глаза его остались холодными. Касма проанализировал ситуацию и не находил её смешной.
– Если мы удержим Длинный Нос, беспорядки на Ушере начнутся весной. Если отступим на архипелаг, то ещё раньше. И это не прогноз, синьор Винчер, это оценка.
Друзе имел доступ к полицейским докладам, знал о царящих в народе настроениях, но при этом, что важнее, часто посещал заводы и шахты Дагомаро, запросто общался с работягами – на Ушере его охрана была куда скромнее, чем в прифронтовом Унигарте, – и получал информацию из первых уст. И если он говорит, что людей охватывает усталость, значит, так оно и есть.
– В нынешней ситуации мы не сможем самостоятельно закончить войну, – угрюмо признался консул.
– А что адигены? – вопросительным эхом прошелестел Касма.
– Сенат Герметикона трижды обсуждал положение на Кардонии, но решение об отправке миротворческого корпуса пока не принято. Не хватает двух-трёх голосов.
– Компания мутит воду?
– Я ещё не согласился на выставленные условия, – с кривой ухмылкой ответил Дагомаро. – Сейчас у Ожерелья большинство в Сенате, и адигены сознательно затягивают решение, стараясь выжать из меня как можно больше.
– Но вы согласитесь? – уточнил Друзе.
– У меня нет выхода. – Консул опустил взгляд и с преувеличенным вниманием принялся изучать ногти. – Эрсийцы уходят, а Селтих, если верить разведке, готовит наступление. Он хочет вышвырнуть нас из Унигарта.
– Мне жаль.
С самого начала кризиса усилия Дагомаро и прочих лидеров Ушера были направлены на сохранение независимости. Они создали Ушер, привыкли считать его своим и не собирались никому отдавать, успешно отражая финансовые и политические атаки. Ради независимости Дагомаро рискнул развязать войну с Приотой, а точнее – с Компанией. Рискнул и проиграл. И теперь отчаянно
