– Даже если я её не люблю?
– Даже в этом случае, – подтвердил дар. – Сегодня ты должен её любить. Искренне любить.
Помпилио хотел ответить, но прошелестело: «Невеста!», и взоры устремились к распахнувшимся вратам: на пороге собора остановилась Кира, которую поддерживал под руку верзийский дар Дерек. Верзиец, как и положено, в праздничном золотом месваре, а Кира – в кисле. В традиционном адигенском платье невесты. В архаичном, по современным меркам, весьма строгом, но изысканном в своём совершенстве платье.
– Она сама решила выйти в кисле, – едва слышно произнёс Антонио.
– Она умна и… – Помпилио вздохнул. – Она прекрасна… Ты не ошибся.
Старший Кахлес кивнул, потёр нос и улыбнулся так, словно припомнил нечто интересное.
– Хотел поговорить с вами наедине, Винчер, – произнёс Антонио, пожимая консулу руку.
– Обсудить, когда Ушер заплатит за помощь?
– Зачем вы так? – вздохнул дар с притворной печалью в голосе. – О деловых мелочах переговорим после, в присутствии всех заинтересованных сторон, а сейчас я хочу поздравить вас со счастливым окончанием военных действий и преподнести небольшой подарок. – Лингиец кивнул на полированную шкатулку, которую водрузил на стол его помощник. – Откройте, прошу.
Неожиданный визит, сопровождавшийся просьбой говорить наедине, насторожил Дагомаро. Он решил, что хитрый Кахлес собрался требовать для Линги особых преференций за помощь в создании Миротворческого корпуса, приготовился к жёсткому деловому разговору и потому не поверил небрежному: «после».
– То есть не о цене?
– Прошу вас, откройте шкатулку.
Консул протянул руку, но на мгновение замер. Остановился. Словно почувствовал, что открывать подарок не следует. Бросил быстрый взгляд на безмятежного Кахлеса – проклятый лингиец без спроса уселся в кресло – и всё-таки откинул крышку.
И не сдержался:
– Бамбада?
«Что за чушь?»
Впрочем, адигены с огромным уважением относились к Высокому искусству, даже те из них, которые не были бамбальеро, и с этой точки зрения подарок оказался вполне традиционным.
– Вы наверняка знаете, Винчер, что двух одинаковых бамбад не бывает, – произнёс Антонио, позволив консулу прийти в себя. – Каждая уникальна.
– Я слышал об этом.
– И каждая – совершенна.
– По мнению бамбальеро.
– Но эта бамбада, поверьте, особенна не только тем, что её создал великий мастер по моей личной просьбе. – Лингиец говорил медленно, тягуче, но не расслабленность слышал Дагомаро в голосе дара, а ленивое урчание льва. Лев ещё кажется плюшевым, но спрятанные когти уже готовы к удару. – У этой бамбады есть предназначение.
– Что вы говорите? – Винчер сумел улыбнуться.
– И ещё у бамбады есть забавное имя: «Не должен». – Дар Антонио протянул руку и провёл пальцем по богато украшенному стволу оружия. Взгляд лингийца стал задумчивым. – Больше десяти лет эта бамбада повсюду сопровождала меня. Она стояла на полке в моём кабинете, в моей каюте во время путешествий, всё время оставалась на виду. Я привык к ней, но рад, что мы расстаёмся. Я дарю её вам, Винчер, и этот подарок означает, что я больше не должен моему брату.
– Боюсь, я не совсем понимаю, – пробормотал сбитый с толку консул.
– Завтра утром состоится ваше выступление перед сенаторами, представителями общества и журналистами со всего Герметикона, – продолжил дар Кахлес. – Это будет ваш триумф, Винчер. Вы объявите об окончании войны, о том, что скоро начнутся переговоры, и о том, что Унигарт останется ушерским. Вы объявите о своей победе, Винчер. Поздравляю.
– Благодарю. – Дагомаро поклонился. С огромным достоинством, как победитель.
Он чувствовал угрозу, догадывался, что лингиец приготовил нечто неприятное, но при упоминании победы среагировал так, словно Кахлес весь разговор рассыпался в любезностях.
– Вы примете положенные почести, а потом вас убьют, – сухо закончил Антонио.
– Что?!
