трудами Великовского.
Редактор журнала попросил Страка дать ответ на следующие вопросы: 1) Кто раньше Великовского в 1950 году утверждал, что Венера горячая планета? 2) Кто раньше Великовского предсказал, что Юпитер излучает радиошумы, что лунные камни содержат богатые включения неона и аргона, что температурный градиент под лунной поверхностью соответствует кривой расплавления, что лунные камни содержат остаточный магнетизм? 3) Какие предсказания, «предположительно основанные на гипотезе Великовского, фактически не следуют из нее»?
Ни на один вопрос Страка не сумел ответить. Зато он подробно «объяснил», что не располагает свободным временем для переписки…
Кроме ответа Великовского, редакция «Пенсе» поместила еще семь замечаний своих читателей на статью Страка, свидетельствующих, что профессор астрономии не очень грамотен и еще менее – чистоплотен. В курсе, демонстрирующем антинауку, у Страка, кроме Великовского, числятся Вистон и Гоербиргер. Выяснилось, что профессор не читал книги Вистона. Больше того. Дважды ссылаясь на Гоербиргера, Страка называет его «Горбергером». Страка продемонстрировал полное незнание содержания двух основных книг Великовского.. которые, как он заявил, читал два-три раза.
В семи заметках обращалось внимание на уровень и приемы «критики» Великовского – ничего нового в сравнении с тем, что было 22 года назад.
Неужели Страка не понимал, что его фальсификация и незнание литературы будут замечены читателями? А даже, – если бы не это. Как быть с порядочностью ученого?
Но в этой истории еще более печален другой аспект: Страка – профессор, преподающий в университете. Студенты, как правило, верят авторитету профессора.
Откуда им знать, что «авторитет» попросту невежествен в своей же специальности?
70. ДИСКУССИЮ МОЖНО СВЕСТИ К ФАРСУ
Летом 1975 года Великовский, уступая настойчивым требованиям Элишевы, согласился почти полностью отвлечься от работы. В апреле была прочитана последняя лекция в университете Юнгстаун. Следующая – в Нассау Коммюнити-колледже запланирована только на конец сентября. Можно отдохнуть. В Оушен-кантри у них был небольшой летний дом на берегу океана, на Томас Ривер бич. Отдых… Даже если он запишет несколько мыслей для «Человечества в амнезии», даже если тайком от Элишевы просмотрит верстки готовящихся к изданию книг – «Люди моря», «Рамсес II и его время», «Темные века Греции», это – не в счет. Отдых: музыка, поэзия, детективное и научно-популярное «чтиво», не требующее напряженной работы мозга…
Великовский любил искусство, особенно музыку. В литературе предпочитал поэзию и испытывал неприязнь к историческим романам. Великовскому претили в них надуманные ситуации, гипотетические мысли и фразы исторических личностей. (Работая над книгой о Великовском, автор никогда не забывал об этом).
Какую-то идиосинкразию испытывал он ко всей этой «околонаучности». Не потому ли. что в исторической науке он обнаружил такое множество надуманного, не имеющего ничего общего с истинной древней историей человечества?
Обстоятельность, обоснованность, точность, добросовестность были у Великовского неизменными требованиями к себе и к другим. Даже во имя дружбы или благодарности он не мог отказаться от этих требований.
В 1967 году в «Йельском научном журнале» была опубликована большая статья профессора Мотца, доказывающая, что гипотеза Великовского о рождении кометы, ставшей впоследствии планетой Венерой, из Юпитера, не имеет под собой научной основы. Профессор Мотц обосновывал это рядом математических выкладок.
Профессор Мотц консультировал Великовского зимой 1949-1950 годов, когда тот писал эпилог к «Мирам в столкновениях». Профессор Мотц вместе с профессором Бергманом в 1962 году написал письмо в «Science» по поводу приоритета Великовского в ряде выдающихся открытий. Все годы Великовский и Мотц состояли в дружеской переписке. Казалось, из чувства благодарности и в знак дружбы Великовский мог бы закрыть глаза на ошибки в статье Мотца, допущенные им, безусловно, не умышленно, как делали это недоброжелатели. (Спустя несколько лет профессор Рансом напишет: «Ряд астрономов и физиков подсчитали энергию, необходимую для выброса Венеры Юпитером. При этом большинство из них допустили ошибки, за которые они провалили бы на экзаменах студентов, начинающих изучать физику».) В ответной статье Великовский безжалостно «расправился» с профессором Мотцем. продемонстрировав все его ошибки, вытекающие из убежденности в правильности ортодоксальной теории, хотя мог бы ограничиться только принципиальным ответом на критику. В этом можно было бы усмотреть неблагодарность, даже жестокость, если бы точно с такой же меркой Великовский не относился к своим работам.
Точность, безусловное подчинение факту, – это всегда оставалось неизменным требованием Великовского к себе самому, к своим оппонентам и вообще – ко всем ученым.
Великовский взял с собой на Томас Ривер бич верстки книг – продолжение «Веков в хаосе». В 1952 году он пообещал читателям, что в свет выйдет продолжение этой книги. «Эдип и Эхнатон» можно считать продолжением. Но оно описывает очень короткий период истории, а Великовский обещал продолжение до времен Александра Македонского. Вот уже несколько лет у него верстка этого продолжения. Но работа так разрослась, так детализировалась, что из одной книги получились четыре.
Ближе всего к завершению оказалась книга «Люди моря».
Много лет назад, когда он работал над «Веками в хаосе», «адвокатом дьявола» был замечательный египтолог доктор Вальтер Федерн. Будучи на ортодоксальных позициях, Федерн, тем не менее (а может быть, благодаря этому), оказал Великовскому огромную услугу. Уже незадолго до смерти он полностью принял реконструированную хронологию. Сейчас у Великовского больше друзей и возможностей. В Принстоне он сдружился с ориенталистом Принстонского университета, крупным специалистом по истории древнего Ирана профессором Мартином Диксоном. Последняя книга продолжения «Веков в хаосе» ближе всего к его интересам. …Прошло лето. И снова работа над книгами, непрерывные поиски в библиотеках, подготовка к лекциям. И обширная переписка, отнимающая массу времени и сил, – переписка на английском, на иврите, французском, немецком и даже на русском языках. Странно, но спустя столько лет ему легче всего писать по-русски. В Советском Союзе только один корреспондент. К сожалению, только один… написал ему письмо еще во времена Сталина. Не испугался. Профессор полностью и безоговорочно поддерживал его реконструкцию событий в космосе. Шапли распространял слухи, что ни один профессиональный астроном не относится всерьез к Великовскому. Первым, кто мог бы опровергнуть очередную ложь Шапли, был профессор Всехсвятский, заведующий кафедрой астрономии Киевского университета, крупнейший специалист по кометам. Не он ли в 1962 году организовал серию статей в трех выпусках советского научно- популярного журнала «Наука и жизнь»? Статьи в завуалированной форме излагали теорию Великовского, правда, ни разу не упомянув его имени.
Удивительная страна. В науке у них такая же грязь, как и на Западе, но ко всему еще приправленная особенностями системы. Здесь, на Западе, даже гонимый, он, по крайней мере, на свободе. Ночью, если переутомление не доводит его до бессонницы, он спит, не опасаясь, что вдруг нагрянут незваные гости, распотрошат весь дом, а его заберут туда, где может бесследно исчезнуть даже имя человека… Конечно, Америка – тоже не райские кущи. Но это, если рассматривать безотносительно. А поскольку в мире нет ничего абсолютного, то, сравнивая с Советским Союзом, Америку вполне можно отнести к разряду райских кущей. Какая грустная философия…
Еще одно отделение NASA пригласило Великовского прочитать лекцию. На сей раз в Ландли. Он выступил там 10 декабря 1973 года, отказавшись от нескольких других приглашений.
Тем временем назревало чрезвычайно важное событие.
Несмотря на постоянное сопротивление власть предержащих в науке, популярность Великовского в
