стенку сможете влезть? Только без балды, дело-то серьезное.
– Я на нее уже взбирался, – сообщил я со вздохом. – Я же раньше егерем в Нацпарке работал. Ну, как узнал, что на нее нельзя, сразу же и полез. Как ты говоришь – из спортивного интереса. В первый раз у меня ничего не получилось, но потом я ее все-таки одолел. Это была та еще работенка. Но… Раз сделал, значит, могу. Правда, никто этого не видел, так что свидетелей у меня нет.
– Сразу видно, наш человек, – в голосе Петра послышалось неподдельное восхищение. – Так вот, вы закрепляете там анкер со страховочными поясами, если придется кого-то спускать. А скорее всего, придется, как они иначе спустятся-то? Потом проникаете в корпус, вырубаете дежурное начальство. С Питом осторожнее, невероятно сильный мужик. Настоящий шкаф.
– Чем больше шкаф, тем громче падает, – поморщился я.
Петр хмыкнул:
– Шутка, понимаю. Потом забираете своих друзей и обратно тем же путем. Главное, без шума, чтобы не разбудить фронтальную охрану.
Петр вздохнул:
– Все-таки непрофессионализм иногда бывает очень полезен. Если бы лагерь обустраивали те, кто умеет это делать, ничего бы не получилось.
– Ты говоришь так, будто сейчас уже все получилось, – строго заметил Алекс.
– Ну да, согласен, слишком забегаю вперед. Но хоть перспектива есть. А при грамотной системе охраны сразу безнадега. В общем, вот такой у меня план.
Я кивнул. Мой собственный план имел свои особенности, но говорить об этом заранее я не стал. Предстояло еще обдумать детали.
Множество мелких деталей, в которых, как известно, и кроется дьявол.
Глава 10
Homo human[23]
Это было очень тяжело. Даже для меня.
На скользкой и гладкой, как вставшая на дыбы хоккейная площадка, и такой же адски холодной стене пальцы коченели мгновенно. Приходилось, вися на одной руке, отогревать другую дыханием. Говорят, аборигены Огненной Земли спят на голом камне при минус десяти – и ничего, не мерзнут. Но я – простой европейский супермен, далеко мне до аборигенов Огненной Земли. Эх, перчаточки бы! С подогревом. В моем «спасательном» комплекте такие есть, но в перчатках я не поднялся бы и на пару метров. А первая трещинка, позволяющая вбить крюк, была метрах на четырех. Трещин тут вообще было не густо. Но мышечная память – удивительная штука. Честное слово! Я лез, пластался по этой ледяной вертикали и действительно удивлялся собственному телу: пальцы, казалось, помнили все трещинки, куда можно было втиснуть очередной крюк под страховку, все крошечные выступы, за которые можно было уцепиться. Да нет, без «казалось». Запомнили с прошлого восхождения. Тогда – этого я никому говорить не стал – была ранняя осень, скала была честным камнем, а не глыбой льда. Но раз поднялся однажды, поднимусь и сейчас. Трещин, правда раз-два и обчелся, да и не стоит лишних следов оставлять. Авось, от этих ничего заметного не останется, я их вместе со страховочной струной выдерну, как только анкер наверху вобью. Когда доберусь до верха. Пару раз я все-таки сорвался, повисая на страховке, как паук на своей паутинке. Тонюсенькая паутинка – мононить – держала на совесть. Черт, обмерзло-то все как, пальцы соскальзывают. Весной, небось, охрану этой скалы усилят, а зимой решили, что и так сойдет. Кто же, думали, кроме человека-Паука, сюда забраться сможет?
Просчитались. Еще и простой европейский супермен кое на что годится.
