Семейство Анкрана не благодарило его за свободу, но звон молота по зубилу был для Ярви достаточной благодарностью. Ральф наблюдал за работой, поставив ногу на низкую оградку и сложив на колене руки.
– Слабовато разбираюсь я в вопросах добродетели.
– Кто бы в них разбирался.
– Но это, по-моему, добрый поступок.
– Никому не рассказывай, а то меня уважать перестанут. – Какая-то старуха на том конце площади сверлила Ярви ненавидящим взглядом. Он помахал в ответ и улыбнулся – и та торопливо поковыляла прочь, бормоча под нос. – Кажись, я стал нашим местным злодеем.
– Если жизнь меня чему и научила, так это тому, что злодеев нет. Есть только люди, старающиеся сделать как лучше.
– Мое как лучше навлекло одни беды.
– Все могло выйти гораздо хуже, – Ральф свернул трубочкой язык и сплюнул. – Вдобавок ты молод. Старайся еще. Глядишь, по новой получится поприличнее.
Ярви с интересом сощурился на старого воина:
– Где это ты понабрался мудрости?
– А я всегда был необычайно зорким, просто тебя слепило сияние собственного ума.
– Порок всех королей. Надеюсь, я вполне молод, чтобы успеть научиться и скромности.
– Кому-то из нас скромность не повредит.
– А ты чему посвятишь свои преклонные годы? – спросил Ярви.
– Намедни, по случаю, великий владыка Атиль предложил мне местечко в своей личной страже.
– Потянуло запашком почестей! Ну ты как, согласился?
– Я сказал ему – нет.
– Да ладно?
– Почести – приманка для дураков. А во мне зудит чувство, что Атиль из тех хозяев, чьи слуги постоянно будут идти в расход.
– Ты на глазах все мудрее и мудрее.
– Еще недавно мне казалось, что моя жизнь кончена, но раз она началась опять, нет смысла стремиться ее укорачивать. – Ярви покосился на него и увидел, как Ральф косится в ответ. – И я подумал, вдруг да пригожусь своему одновесельнику?
– Мне?
– Разве однорукий служитель и разбойник, на пятнадцать лет переживший золотые годы, не добьются вместе всего, чего пожелают?
С последним ударом ошейник распался надвое, и сынишка Анкрана встал, растерянно потирая шею. Его мать подняла его на руки и поцеловала в волосенки.
– Я не остался один, – прошептал Ярви.
Ральф прижал его к себе и стиснул в сокрушительном объятии.
– Пока я жив – не останешься, одновесельник.
Мероприятие проводили с размахом.
Многие владетельные дома Гетланда придут в ярость от того, что новости о возвращении короля Атиля доберутся до них уже после того, как отгремит его свадьба, и им не удастся блеснуть величием на событии, которое поселится в людской памяти надолго.
Несомненно, и всемогущий Верховный король на троне в Скегенхаусе, и праматерь Вексен у него под боком не возликуют от таких новостей – что не преминула отметить мать Гундринг.
Но мать Ярви отмела мановением руки все возражения и сказала:
– Их гнев для меня – пыль. – Лайтлин вновь стала Золотой Королевой. Раз она сказала – значит, дело, почитай, сделано.
И вот изваяния в Зале Богов украсили гирляндами из весенних первоцветов, к Черному престолу навалили целую кучу роскошных свадебных подарков, и народу под куполом набилось, что овец в хлеву на зимовке, – пространство подернулось сизым туманом их дыхания.
Благословенная чета пропела обеты друг другу пред ликами богов и людей, лучи солнца с потолка высекали пламя на глянце доспехов короля и вгоняющих в оторопь драгоценностях королевы – и все гости рукоплескали, несмотря на то что, по мнению Ярви, голос Атиля никуда не годился, да и материн был не намного приятнее.
