Молча она слушала и о том, как его обратили в раба и как раба продали. Лишь глаза ее то и дело возвращались к отметинам на его шее.
Под ее молчание он сбежал с корабля, сносил долгие муки во льдах, бился за жизнь среди эльфийских развалин – и Ярви не переставая думал о том, какая прекрасная из этого получилась бы песня. Ему бы только дожить до поры, когда слова положат на музыку.
И когда повествование дошло до гибели Анкрана, а затем до смерти Шадикширрам, Ярви вспомнил багряный нож в руке, вспомнил, как хрипел он, и хрипела она, и у него перехватило горло. И он закрыл глаза, не в силах говорить дальше.
А потом на его ладонь легла ладонь матери.
– Я горжусь тобой. И отец бы гордился. Важно только одно – ты вернулся ко мне.
– За это благодари вот этих четверых, – вымолвил Ярви, сглотнув кислые слюни.
Мать окинула его спутников внимательным взглядом.
– Я благодарна всем вам.
– Да ничего такого, – буркнул Ничто, не поднимая глаз и пряча лицо за копною спутанных волос.
– Приму c честью, – сказал Джойд, склоняя голову.
– Без него и мы не добрались бы, – промычал Ральф.
– Он с каждой милей раздражал, как болячка в заднице, – сказала Сумаэль. – В следующий раз я точно оставлю его в море.
– И где ты тогда сыщешь корабль, который повезет тебя домой? – ухмыльнулся Ярви.
– О, я придумаю что-нибудь другое, – съязвила она в ответ.
Мать не присоединилась к их смеху. Она подметила каждую черточку во взглядах, которыми они обменялись, и глаза ее сузились.
– Что мой сын для тебя, девочка?
Сумаэль растерянно моргнула, и ее смуглые щеки покрылись краской.
– Я… – Ярви впервые видел, как ей не хватило слов.
– Она – мой друг, – ответил он. – Она рисковала своей жизнью ради моей. Она – мой одновесельник. – Он промедлил мгновение. – Она – входит в мою семью.
– В самом деле? – Мать по-прежнему не спускала с Сумаэль пронзительных глаз, а та вдруг заинтересовалась узором на полу. – Значит, должна входить и в мою.
По правде говоря, Ярви был далеко не уверен, что они такое друг для друга, и меньше всего хотел вываливать свои отношения на суд матери.
– А тут все переменилось. – Он кивнул за окно. Снаружи жрец Единого Бога продолжал бубниво увещевать свою паству.
– Тут все пошло прахом. – Взгляд матери вернулся к нему, исполненный гнева. – Я едва успела относить по тебе траур, как к матери Гундринг прибыл орел. Меня пригласили в Скегенхаус на свадьбу Верховного короля.
– Съездила?
Она фыркнула.
– И тогда и сейчас мне их мероприятие не по сердцу.
– Почему?
– Потому что праматерь Вексен приглашает меня в качестве невесты.
Ярви вытаращил глаза:
– Ого!
– То-то и оно, что ого! Они решили повесить мне на шею ключ этого высохшего скелета, чтоб я крутилась, превращая их солому в золото. Тем временем этот змей, твой дядюшка, со своей подколодной дочкой препятствуют мне на каждом шагу. От всей черной души стараются разрушить все, что построила я.
– Исриун? – пробормотал Ярви, слегка поперхнувшись. «Моя нареченная», едва не добавил он, но, бросив взгляд на Сумаэль, решил промолчать.
– Знаю я ее имечко, – зарычала мать. – И произносить не желаю. Они разорвали договоренности, над которыми мы трудились
