— Повторяю еще раз. — Лицо мужчины побагровело. — Она не будет сновидящей. Хватит!
Он поднялся из-за стола, показывая, что разговор окончен, и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Барбара, мрачно промолчавшая весь обед, начала собирать посуду со стола и ушла, нагруженная стопкой тарелок.
— Тебе нужна постоянная практика, — продолжил я, слыша в своем голосе все тот же резкий, непререкаемый тон.
— Я хочу учиться, — страстно прошептала Ирис, подаваясь вперед, ближе ко мне, и оглянулась на выход из столовой, откуда в любой момент могли появиться строгая сестра или отец.
— Эйнем великолепная целительница. Она могла бы помочь тебе.
— Это одна из причин, по которым я позвала тебя. — Моя коллега поднялась и сделала приглашающий жест в сторону балкона. — Пойдем, подышим воздухом.
Мы вышли, задвинув за собой стеклянную дверь. Свежий и теплый ветер с моря тут же начал трепать наши волосы и края платьев девушек. Солнечные лучи широкой дорогой пролегли от горизонта до самого берега.
— Мэтт, я хотела просить тебя стать учителем Ирис.
Нечто подобное я подозревал.
— Не могу, к сожалению, — ответил я, тут же заметив огорчение на лице девушки. — У меня уже есть воспитанница. И я едва справляюсь с ней.
— Правда? — Эйнем удивленно приподняла золотистые брови. — И кто она?
— Всего понемногу, — сказал я уклончиво, опираясь о перила балкона. — Основной дар пока не выявлен полностью. Но не аонида точно.
— Жаль, — обронила целительница, и я увидел, что она действительно расстроена.
— Учи ее сама.
Эйни с легким сомнением посмотрела на дочь, словно решая, стоит ли той присутствовать при дальнейшем разговоре.
— Ирис, помоги Барбе. Мне нужно побеседовать с Мэттом.
Та попыталась было протестовать, но целительница произнесла с легким нажимом:
— Пожалуйста.
И девушка неохотно подчинилась. Нарочито медленно открыла дверь, вышла и не спеша, задвинула, словно в надежде, что мать передумает.
Но Эйнем молчала до тех пор, пока она не ушла из комнаты, и только тогда повернулась ко мне.
— Что-то происходит, Мэтт. Со мной. Вокруг меня.
— Ты провела почти двадцать лет в мире сна. Конечно, тебе трудно адаптироваться. К тому же твоим близким тяжело. Тебя не было в их жизни, они привыкли считать тебя мертвой. Твой муж винит себя в том, что не остановил тебя вовремя. И тебя в том, что ты не остановилась сама…
— Да, конечно. — Она снова смотрела мимо меня, как будто слушая и не слыша. Я уже видел в ее глазах это отсутствующее выражение, а в голосе слышал равнодушие. — Сколько времени ты проводил в мире снов, не выходя в реальность? Самый долгий срок?
— Месяц.
Эйни удивленно моргнула, возвращаясь из своей отрешенной задумчивости.
— Но ты контролировал его?
— Да.
— А я сама была частью сна… фрагментом этого прекрасного, безумного мира. — Сновидящая понизила голос, точно опасаясь, что ее может услышать кто-то кроме меня и ветра. — Он был частью меня. Мне все время кажется, что я продолжаю нести его в себе.
— Мы все несем часть этого мира. И я, и ты, и Клио, и Геспер, и десятки других подобных нам.
Она покачала головой.
— Я распространяю его вокруг. Он вырывается в реальность.
— Обратись в Пятиглав. Они с радостью помогут тебе адаптироваться.
— Я… боюсь. — Она посмотрела на меня с реальным испугом, в один миг растеряв весь свой опыт и превратившись в маленькую девочку. — Я не хочу, чтобы меня заперли.
— Эйни, — я опустил руки ей на плечи и наклонился, заглядывая в растерянные глаза, — ты же не дэймос.
— Мэтт, я видела… — Она ухватила меня за рукав и теперь машинально перебирала ткань рубашки. — Мое тело сновидения…
