словно та была продолжением мостовой, а повозка — гигантским насекомым, с легкостью забирающимся на любые отвесные поверхности. Возница смотрел на меня сверху. Его лицо по-прежнему скрывал капюшон, однако я чувствовал пристальный, едкий взгляд из темноты.
Кошмар застыл на долю секунды, похоже, еще никогда не видел, чтобы кто-то мог противостоять его оружию. Затем рванул кнут на себя, но сбить меня с ног не сумел.
— Мэтт! — прозвучал рядом испуганный вскрик Хэл.
Я дернул плеть, однако не смог вырвать кнутовище из ладони, затянутой в черную лоснящуюся перчатку.
Силы были равны. Он тоже понял это, подался вперед, ослабляя натяг, и ремень как живой сполз с моей руки.
Возница размахнулся снова, но на этот раз удар пришелся по лошадям. Они рванули вверх по стене, топча жуков-фонарей, оставляя трещины в досках, и утянули повозку на крышу.
— Мэтт, ты как? — бросилась ко мне Хэл.
— Нормально. — Я взглянул на предплечье. Наруч покрывали глубокие полосы, словно металл проплавился.
— Кем он себя возомнил?! — Возмущению ученицы не было предела. — Гениохеем? Возницей Гелиоса? Думает, ему вообще все позволено?! — Девушка смотрела наверх, надеясь разглядеть движение колесницы на крыше.
— Именно так он и считает.
Я заставил наруч исчезнуть. И внимание Хэл переключилось на этот несложный трюк.
— Как ты это делаешь?
— Воображение, Хэл.
Она хмыкнула в ответ на мой ироничный тон:
— Коротко и ясно. Ладно, как будем искать остальные жертвенники? Неужели придется тупо бродить от дома к дому?
— С помощью этого. — Я приподнял дохлого жука, все еще висящего у меня на поясе. — Заметила, что рядом с алтарями он начинает светиться сильнее?
— Нет, — нехотя призналась ученица.
— А я говорил, что нужно быть внимательной к деталям. Знаешь такую игру «холодно-горячо»?
— Конечно.
— Сейчас сыграем.
Я быстро пошел вперед, держа жука на вытянутой руке, как фонарь. Он то бледнел, то разгорался ярче, когда я поворачивал в нужную сторону. На улицах снова начали появляться люди. Проехала тележка торговца каким-то мелким барахлом, заставив Хэл нервно оглянуться на поскрипывание колес. Повозка была заставлена корзинами, набитыми ржавыми, кривыми гвоздями. Пробежали несколько детей, со смехом гнавших перед собой стайку светящихся жуков, еще бескрылых, с короткими усами и лохматыми лапами. Прошли две женщины, их лица были точными копиями лица матери Эйсона — только одна совсем юная, а другая — старуха.
Город снова жил обычной жизнью.
— Мэтт, послушай. Это… селение большое, как ты думаешь?
— Бесконечное, как человеческий разум. — Я свернул под низкую арку, освещая маленький дворик, заваленный деревянными ящиками и грязными тряпками.
В них копошились крысы. Морда одной, повернувшейся на звук наших шагов, показалась мне знакомой.
— Мы могли бы блуждать здесь очень долго, — продолжил я, делая вид, что не заметил хищную, наглую тварь. — Если бы сновидящий, который лечил Эйсона, не оказал нам любезность, установив здесь маяки.
— Маяки?
— Маяки, реперные точки… Жертвенники.
— Так ты думаешь, они — результат работы сновидящего? — Хэл аккуратно приподняла подол белоснежного хитона, перешагивая черную лужу, растекшуюся по земле.
— Уверен. И я узнаю почерк этого эпиоса.
Парня лечила Хлоя. Талантливая, не лишенная порывов благородного безумия в принятии неожиданных решений. Вполне возможно, если бы Эйсона привезли к ней во второй раз, она привела бы его в сознание.
— То есть мы разгребаем ошибки и доделываем чужую работу?
— Именно. Но должен признать, этот труд проделан мастерски. Все дыры заштопаны, поток сознания приведен в систему, реперы расставлены…
За штабелем из гнилых досок мелькнул желтый свет, и мы с Хэл поспешили подойти ближе.
