охочи местные твари, ибо суть сие — энергетический бальзам естественного происхождения.
А еще вода, которое в пустыне кажная капля ценна.
От и бродют охотники за кеметским бальзамом по барханам, бьются с нагами да скорпионами, спешат кажную каплю собрать, пока не выжарит их беспощадное солнце.
И дорог бальзам, и продают его крохотными пузыречками, а тут… бочка цельная.
Богатствие несказанное…
Кирей, скрестив руки на груди, поклонился.
— Передай отцу моему благодарность великую за дар столь щедрый, которого я, в сыновней непочтительности своей, не заслуживаю.
— Но…
— Пусть братья мои, коим выпало великое счастье расти под отцовскою рукой и каждый миг внимать мудрости его, примут сей бальзам и выпьют его за здоровье и благополучие Кирей-ильбека…
— Твой отец будет недоволен. — Кеншо-авар произнес это свистящим шепотом.
— Увы мне, дважды посмел я вызвать гнев его. — Кирей покаянно склонил голову, и почтительности сыновней и какой бы то ни было иной в том я не углядела.
А… неужто и вправду бальзам потравили?
Цельную бочку?
Это ж сколько деньжищ ушло… небось, за такие не то что Барсуки, половину столицы купить можно… видать, крепко охота кагану азарскому от сына избавиться, ежели этакого богатства не пожалел.
А может, у азар принято так, чтоб и душегубствовать по-богатому?
Надо будет опосля спросить.
Однако же бочку укатили… эх, а я уж думала, что попробую этакой диковины. Хотя ж… диковина с ядом — мне без надобности.
— Твой брат, Шанума-исыль, желая усладить твой взор, шлет тебе в дар прекрасные цветы…
Я разве что роту с удивления не раззявила, мол, какие такие цветы? И на кой они Кирею, чай, не баба, как из шатра, который стоял в стороночке, я уж и думать-то о нем позабыла, выпорхнула девка.
А следом другая.
И третья.
Одна белая, круглолицая и круглобокая, и главное, одетая в ткани тонюсенькие, так, что не только боки разглядеть можно было. Другая — чернявая, смуглявая, лицо завесила, только глаза сверкают… на Кирея глянет, потупится… и снова глянет.
Третья рыжая, волосья мелким бесом вьются, сама худенькая, чисто тростиночка.
Личико детское.
Глазки синие… на грудях ожерелье из камней огроменных, я ажно сочувствием к девке прониклася. Небось, этие ожерелья мне всю шею намусолили, а ейная тоньше…
— Пусть скрасят они твое одиночество…
— Прекрасна Великая Степь весенними цветами — Кирей на девок глянул, да что там глянул, взглядом облизал каждую, мне аж обидственно сделалось. Невеста я аль хвост собачий?
Я-то в невесты не рвалася, сам перстенек дал, сам назвал, а теперь вона, цветочков ему подавай… обойдется, кобелюка рогатая.
И кулачком в бок пихнула.
Легонечко.
Нрав-то у меня, как было сказано, легкий, ласковый… так что, будем думать, что жениха я приласкала. А что перекривился, так то от радости.
— Но при всем желании своем…
…от в желание то я поверила.
— …не могу принять сей дар, рискуя оскорбить брата своего возлюбленного…
…от в это я не поверила, да и не только я.
— …ибо есть у меня невеста, которой клялся я верность хранить…
У сродственника Киреева лицо ажно вытянулося. Небось, промеж азар этакие клятвы дивны были.
