была «чаша» с десяток шагов в диаметре, засыпанная мелкой коричнево-белой галькой и по пояс залитая кристально прозрачной водой.
Из запруды под мост струился тонкий ручеек, перед ней тоже было заметное сужение, поросшее камышом. Здесь текла вода из того самого Городищенского озера – от чудотворных ключей к далекому озеру Чудскому. Вода из реки Жизни. Ее вполне хватало, чтобы нырнуть и плыть, и здесь, самое главное, имелось течение!
Ведун мимо моста спустился на берег, встал на колени, склонил голову и макнул ее в воду.
– Спасибо тебе, матушка Триглава. Нашел!
Мотоцикл он перегнал в ольховник, что тянулся широкой полосой от реки к ближнему холму. Разобрал сумки, переложил вещи в мешок из прорезиненной плащовки. Ключ от мотоцикла оставил в замке, накрыв своего верного коня куском пленки, зелья тоже оставил – нужные травы и корешки, жир и воск лучше собрать на месте, свеженькие. Доел консервы, чтобы не смущать русичей видом странной пищи, собрал обычный для человека поясной набор: два ножа, ложка, небольшая сумка. Все то, без чего славяне из дома надолго не выходят, равно как без штанов. Меч упаковал отдельно, поскольку ножны он так до сих пор и не сделал, только клепки пока приготовил.
Пока готовился – день склонился к закату, на небе одна за другой зажглись звезды. Ведун выждал еще пару часов, чтобы деревня заснула, а запоздалые путники разошлись по домам, разделся, спрятав штаны и рубаху в полиэтиленовый пакет с непротекающей застежкой, ботинки сунул в мешок и отправился на мост.
Здесь, пользуясь тишиной и безлюдностью, мелом нарисовал самый известный знак Триглавы: сперва с помощью веревочки – круг, чтобы потом не накосячить с формой коловорота. Закончив, уже от руки, с нашептыванием восхвалений ярколикому Хорсу, провел линию от центра на восход, вдоль по окружности по ходу солнца до заката, от него опять к центру, влево к югу, по кругу до севера с призыванием прародителя Сварога, от севера в обратную сторону с почитанием Карачуна и от заката к восходу с именем Сречи. В секторах года начертал знаки стихий, на концах креста поставил «конские» свечи в честь Триглавы. Подтянул вещи поближе, торопливо заговорил:
– На море-океане, на острове Буяне лежит бел-могуч Алатырь-камень. Земля его держит, ветер обдувает, грозы омывают. Принесите, ветры буйные, те грозы черные на землю русскую, пусть загрохочут над полями и водами, над горами и оврагами, пусть разбудят они Триглаву-родительницу. Открывай, Триглава, очи ясные, крути, Триглава, колесо мироздания. От заката к рассвету, от зимы к лету, от рождения к упокоению. Пусть крутится колесо вечности, пусть текут судьбы по реке Жизни. Всех прими и проводи, могучая Триглава, за всеми последи, наша матушка. Каждого проверь, а на меня не смотри. Подними руки свои, Триглава, отпусти реку вечную, пропусти меня супротив вод чародейских. От сего мига и к часу удержанному…
Крепко сжав в ладони ком земли с растущей на нем незабудкой, другой рукой Олег схватил свои вещи и нырнул с моста в запруду, плывя против течения и держа перед собой «якорек» в мысленном стремлении подтянуться к цветку и выбраться из воды у того места, где он растет.
Дыхания с лихвой хватило, чтобы пересечь запруду и вынырнуть с другой стороны. Молодой человек тряхнул головой, оглянулся. За кустами явственно проглядывала крыша часовни с крестом на коньке.
«Может, тут и раньше дом стоял? – Он быстро повернулся в другую сторону и увидел вдалеке, на холме, сразу за кладбищем, желтоватый огонек одинокого осветительного столба. Нутро скрутило болезненным разочарованием. – Вот, проклятие! Не получилось…»
– Купаешься, чадо? – ехидно спросила его темнота из-под кустов.
– Ливон Ратмирович? – с горечью вздохнул Середин. – Откуда ты тут взялся?
– Чай, ты мне не чужой. Должен же я был посмотреть, что у ученика моего с таким сложным обрядом получится? Река Жизни в мире одна течет, так что не заблудился.
– Можешь еще раз назвать меня неучем, Ворон, – выпрямился во весь рост Середин. – Накрылось мое заклинание, не сработало.
– Ан постой… – Из темноты под кустом высунулась рука с поднятым пальцем. – Журчит что-то, али мне мерещится?
– Не знаю. Сейчас посмотрю… – Олег бросил вещи на берег, прошел выше по руслу, нагнулся над камнями возле пышных кочек осоки. – Опа, тут ручей какой-то впадает. Широкий, кстати. Почти как река.
– Разве это широкий, чадо? – сказал со своего места Ворон. – От, помню, при князе Святославе Владимировиче ручей был так ручей. Тут на нем от выселок на холме и до сего места восемь мельниц стояло! Ручей так с тех пор и кликали: Семимельничным.
– Подожди, Ратмирович, – не стал вдаваться в странную арифметику учителя Олег, – если тут такой полноводный поток впадает, то ниже его, выходит, самая обычная река течет? Магического в ней, почитай, ничего и не остается?
