— Лембит Сымер? — переспросил Муха. — Где-то я слышал это имя. В этом номере за безопасность всех присутствующих отвечаю я. А коллега Лембит Сымер пусть подежурит в коридоре или отдаст мне пушку на временное хранение.
Но у Сымера были другие представления о своих обязанностях. Он оттолкнул Томаса, выхватил из-под куртки пистолет и приказал Мухе:
— К стене! Руки за голову!
Тут снова произошло что-то настолько быстрое, что Томас не понял что. Сымер почему-то оказался лежащим на ковре в позе эмбриона, а его пистолет каким-то образом перекочевал в руки Мухи. Он зачем-то его понюхал, выщелкнул обойму и пересчитал патроны. Затем загнал обойму на место и сунул пистолет в карман. После этого поднял Сымера, вывел его из холла и усадил на банкетку у лифта. Приказал:
— Вот здесь и сиди. Тихо. А то схлопочешь.
Он вернулся в номер и запер дверь. Посоветовал Крабу:
— Вы бы сказали своему авгуру, что личное оружие нужно чистить сразу после употребления.
— Какому авгуру? — удивился Томас. — Ты все перепутал. Авгуры — это жрецы в Древнем Риме. Они толковали волю богов. Ты, наверно, хотел сказать — аргусу. Это правильно. Аргус — такой великан, которого Гера приставила сторожить возлюбленную Зевса Ио. Сначала она превратила Ио в корову, а потом приставила к ней Аргуса. Так что охранника можно назвать аргусом.
— Пусть аргусу, — согласился Муха. — Но пушку чистить все равно нужно. А то быстро изнашивается ствол. В конце концов его разорвет и выбьет ему глаз. И будет у вас кривой начальник охраны. Он из ментов?
— Да, — подтвердил Томас. — Лембит служил в полиции. Ты определил это по запаху его пистолета?
— Нет, по манерам, — ответил Муха. — Проходите в гостиную, господин Анвельт, — вежливо предложил он гостю. Приказал Томасу: — Говорите по-русски. — А Крабу сказал: — Пушку верну, когда будете уходить.
— Когда из нее стреляли? — спросил Краб, напряженно морщаясь, словно бы пытаясь понять что-то очень важное.
— Это вам объяснит ваш авгур. То есть аргус. Спросите у него.
Краб мрачно оглянулся на входную дверь, потом ощупал Муху своими злыми крабьими глазками и молча проследовал в гостиную.
Томас искренне огорчился. Атмосфера не способствовала. Совсем не способствовала. Но он все же решил не отклоняться от сценария предстоящей встречи, который сам собой сложился у него в голове, пока он ждал гостя и страдал от невозможности выпить. Но разговор предстоял ответственный, а серьезный человек никогда не путает дело с удовольствием. На всякий случай Томас все же подвел Краба к стенному бару и сделал широкий приглашающий жест:
— Выбирай. Твой бар, конечно, богаче, но и этот тоже ничего себе. Рекомендую «Мартель». Но есть и «Камю». Налить «Камю»?
Но Краб решительно отказался:
— Я к тебе приехал не пить. Зачем звал?
— Уверен, что не хочешь? Да ты не стесняйся. Я с тобой тоже за компанию выпью. Капельку «Мартеля». А?
— Хватит болтать, — буркнул Краб. — Грузи.
— Тогда располагайся, — со вздохом разочарования предложил Томас, указывая на белые кожаные кресла, стоявшие посреди гостиной вокруг белого, с позолоченной окантовкой, стола. — В кабинет не приглашаю. Он занят. Там работает мой пресс-секретарь, готовит текст моего интервью для английского информационного агентства «Рейтер». Они попросили срочно. Их интересует мое мнение по широкому кругу вопросов.
— Агентство «Рейтер» интересует твое мнение? — усомнился Краб, погружая увесистое квадратное тело в низкое кресло. — Какое у тебя, блин, может быть мнение?
— Это зависит от проблемы, — разъяснил Томас. — По одной проблеме у меня одно мнение, а по другой совершенно другое.
— Какое? — повторил Краб.
— Я еще точно не знаю. Когда мой пресс-секретарь закончит работу над интервью, скажу. Знаешь, Стас, я решил последовать твоему совету и заняться политикой, — продолжал Томас, расхаживая по гостиной и свободно жестикулируя. — К бизнесу у меня склонности нет, никаким ремеслам я не обучен. Остается интеллектуальная деятельность. То есть политика.
— Ты же художник, — с ухмылкой напомнил Краб, закуривая «гавану».
— Это — святое. Это, Стас, — для души. А хочется быть просто полезным людям. Хочется, знаешь ли, помочь людям пережить эти трудные времена. Поэтому на предстоящих выборах я решил баллотироваться в рийгикогу. Это наш однопалатный парламент, — объяснил он Мухе, который устроился в позе стороннего наблюдателя на широком, во всю торцевую стену гостиной диване.
— Ты что, с бодуна? — удивился Краб.
— Немножко есть, — признался Томас. — А что, заметно? Но это не препятствует. Это даже помогает. Как-то невольно раскрепощаешься мыслью.
— Тебе же было все сказано про парламент. С отсидкой по сто сорок седьмой ты даже во второй тур выборов не пройдешь. Да тебя никто и не выдвинет!
— Я думал об этом. Да, думал. Но это не препятствие. Нет, Стас, не препятствие. Я все объясню. И люди меня поймут.
— Что ты объяснишь? Что ты можешь объяснить, бляха-муха?
— Демонстрирую. Дорогие сограждане! Да, я действительно схлопотал шесть месяцев по статье сто сорок седьмой, часть первая, за мошенничество, выразившееся в так называемой «ломке» чеков Внешторга. Я мог бы сказать вам, дорогие сограждане, что специально подставился, чтобы не попасть под каток памятного всем вам большого политического процесса над молодыми эстонскими националистами и диссидентами. А я вполне мог под него попасть, потому что дома у меня хранился машинописный экземпляр книги Александра Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ», которую я иногда читал перед сном. Но я не скажу вам этого. Нет, не скажу. Я не буду врать. Я считаю, что политик не должен врать своим избирателям без крайней необходимости. Я действительно фарцевал у «Березок» и «ломал» чеки и на этом деле подзалетел. Но что значит фарцевать? Это то, чем занимается сегодня вся Эстония. Это обыкновенная торговля, и сейчас кажется странной нелепостью, что за это человека можно было посадить в тюрьму. А что значит «ломать» чеки, дорогие сограждане? Официальная цена одного чека Внешторга была рубль, я предлагал два, но на самом деле за сто чеков платил только сто рублей, а не двести, как обещал. Да, я обувал. Но кого? Тех, кто сам хотел наварить на чеках. А чеки, как вы знаете, были в основном у советской партноменклатуры, имевшей возможность выезжать за рубеж. Такие чеки были и у наших моряков и рыбаков, но ни одного из них я не кинул. Но не потому, что я их боялся, нет! А потому, что уважал их нелегкий труд! Ну, как? Муха, ты человек посторонний. Ты бы за меня проголосовал?
— Двумя руками.
— Вот видишь, — обратился Томас к Крабу. — Народ меня понимает.
— Про кидалово на авторынке тоже скажешь? — поинтересовался Краб. — Как ты впаривал продавцам «куклы»?
— Во-первых, это было редко. А во-вторых, не я, а мы. Ты меня прикрывал. И на этом деле меня не прихватывали. Однажды били — да, было дело. Да ты сам хорошо помнишь, потому что нас били вместе. Но ментовка ни разу не прицепилась.
— Но люди-то знают. И на предвыборном собрании обязательно спросят.
— Кто? Ты?
— Зачем я? Найдутся желающие. Тут тебе и придут кранты.
— Недооцениваешь ты меня, Стас, — укорил Томас. — И людей недооцениваешь. Это нехорошо. Людей нужно уважать. Любить не обязательно, а уважать нужно.
Он встал в позу трибуна и обратился к Мухе:
— Дорогие сограждане! Тут некоторые намекают на то, что я впаривал так называемые «куклы» продавцам машин на нашем авторынке. Честно признаюсь: было. Но что это означает? Это означает, что человек пригонял на рынок новые «Жигули» и объявлял за него два и даже три номинала. Официальная цена оформлялась через кассу, а «вышку» он получал налом. Вот эту «вышку» я и выдавал ему в виде «кукол». Я обманывал, да. Но кого? Кто в советские времена мог покупать автомобили по госцене? Да все та же партийно-хозяйственная номенклатура. Так кого же я обувал? Партократов и вороватых чиновников! Я не считаю себя безгрешным, дорогие сограждане. Нет, не считаю. Мне часто бывает стыдно за бесцельно прожитые годы, потраченные на выживание. Но чем занимались все вы? Выживали. Кто как мог. И если кто-то из вас ни разу не спер с завода болта или хотя бы канцелярской скрепки со службы, пусть первый бросит в меня камень! И я немедленно сниму свою кандидатуру! А вам придется голосовать за политиканов, которые врали вчера, врут сегодня и будут врать всегда! Выбор за вами, сограждане! Голосуйте душой!
