Так что нам оставалось решить только один вопрос: как сохранить в трезвости и сохранности нашего подопечного, который даже не подозревал, какая грозовая туча прошла мимо него и на острие каких событий находилась его беспечная жизнь.
Артист смолотил ужин, насухо вымазал хлебом соус ламбертен с судка, потом выпил чашку остывшего кофе и откинулся в кресле, вытянув длинные ноги.
— И что мы теперь делаем? — вопросил он. — Муха, отвлекись. Основные события происходят не в телевизоре. Они происходят в жизни. Рита, у вас есть какие-нибудь предложения?
Она пожала плечами:
— Проспится. А что еще можно сделать?
Муха постоял над Томасом, посмотрел на его безмятежную физиономию и с сомнением покачал головой:
— Не выход. Проспится и начнет снова. Куда его к черту везти в таком виде? Его даже в самолет не пустят. А в Германии? Там же на каждом шагу пивные!
— Тогда, Пастух, слово тебе, — сказал Артист. — У тебя большой опыт по этой части.
Рита Лоо удивленно посмотрела на меня.
— Вот как? Никогда бы не подумала.
— Я имел в виду совсем не то, о чем вы не подумали, — разъяснил Артист. — Его опыт другого рода.
— Поднимись в шестьсот тридцать второй номер, — попросил я Муху. — Там живет господин Рудольф Гамберг. Он доктор, я случайно узнал. Пригласи его к нам. Может быть, он сумеет помочь.
Муха настороженно взглянул на меня. Я кивнул: все в порядке, иди. Муха вышел. Я понимал, чем вызвана его настороженность. На связь с Доком мы не выходили даже по мобильнику. Но тут был удобный случай войти с ним в явный контакт. И если его связь с нами потом засекут, это будет выглядеть естественно — люди знакомы. И он действительно мог помочь.
Через десять минут в дверях гостиной появилась плотная фигура доктора Гамберга. Он был при жилете и галстуке, но в домашней куртке вместо пиджака. И выглядел так, как и должен выглядеть молодой, но уже солидный доктор из поволжских немцев. Такая у него была легенда.
Доктор Гамберг приветствовал нас суховатым поклоном, отказался от капельки «Мартеля», любезно предложенной Мухой, спросил:
— Чем могу быть полезен?
— У нас проблема, — объяснил я. — Послезавтра нам нужно лететь в Германию, а наш друг слегка... — Я предложил ему полюбоваться нашим другом.
— По-моему, я знаю этого господина, — заметил доктор Гамберг. — Я видел его по телевизору. Это, если не ошибаюсь...
— Не ошибаетесь, — подтвердил я. — Это он и есть. Внук национального героя Эстонии. Нам нужно привести его в норму. И сделать так, чтобы в этой норме он был хотя бы пару недель.
— Вы обратились не по адресу. Я хирург. И уже долго не практикую. Я здесь по вопросам закупки лекарств для реабилитационного центра. Вам следует обратиться к наркологу.
— Нельзя. Пойдут разговоры. А мы обязаны заботиться о его репутации. В реабилитационном центре вы наверняка сталкивались с такими проблемами. Мы очень просим помочь.
— Право, не знаю... Сама процедура несложная, препараты можно купить в аптеке или у нарколога. Но...
— Ваша работа будет оплачена, — заверил Артист.
— Забашляем конкретно, — подтвердил Муха.
— Дело не в этом. Для такого лечения нужно согласие пациента.
— Доктор, нет проблем, — заявил Муха. — Сейчас будет.
Он попытался растолкать Томаса. Когда это не удалось, усадил его на диване и вылил на голову полбутылки французской минеральной воды «Перье». Томас открыл глаза и удивленно спросил:
— Дождь? — Потом ощупал голову. — По-моему, шишка. Большая. Немножко болит. Что это было?
— А сам не помнишь?
— Помню. «Но пассаран». Я хотел объяснить, что в гражданской войне тридцать седьмого года в Испании этот лозунг не сработал. Но почему-то она меня не дослушала.
— Это доктор Гамберг, — представил я гостя. — Сейчас он будет тебя лечить.
— Это хорошо, — сказал Томас. — Здравствуйте, доктор. Только немного. Сто граммчиков. Больше сразу не стоит. Потом можно еще. Но сразу нельзя.
— Фитиль, твою мать! — гаркнул Муха. — Он будет тебя лечить по-настоящему!
— Это как?
— Я поставлю вам капельницу, сделаю укол димедрола, — объяснил Док. — Вы хорошо поспите. Примерно сутки. А потом сделаем инъекцию биностина. И на некоторое время вы будете избавлены от всех проблем.
— На какое время?
— Можно на пять лет. Можно на год. Год — минимальный срок. Биностин — это современный аналог антабуса. Очень хорошее средство. Экологически чистое и не дает побочных эффектов.
— Вы хотите меня зашить? — удивился Томас. — Зачем? Зашивают алкашей. А я не алкаш.
— А кто? — спросил Муха.
— Я? Я художник. Просто у меня творческий кризис. У всех художников бывает творческий кризис. Если художника продержать две недели на минеральной воде «Нарзан», у него обязательно будет творческий кризис.
— Сказал бы я, какой ты художник, да в присутствии дамы...
— Я могу выйти, — предложила Рита.
— Фитиль, кончай кочевряжиться! — перешел Муха на проникновенный, доверительный тон. — Ты со своей пьянкой сам все время влетаешь и нас втягиваешь. На шоссе нас только чудом не перестреляли из-за твоей водки. В избе прихватили — тоже из-за тебя. А наследство твоего деда? Ты же просрал целое состояние! И все из-за пьянки!
— Ничего я не просрал, — возразил Томас, проявив совершенно неожиданную трезвость понимания ситуации. — Ты, Муха, как ребенок. Никто и не дал бы мне этих бабок. Да еще и шею могли свернуть. Даже странно, что ты этого не понимаешь.
— Ты потерял бумаги, за которые отдал пятьдесят штук! Пятьдесят тысяч долларов, Фитиль! Вникни! Ты мог бы на них десять лет жить и в ус не дуть!
— Нет. Если десять лет, то дуть. А не дуть — только пять лет.
— Ладно, пять. Мало? Взял и выбросил пять лет безбедной жизни! Из-за чего? Из-за пьянки!
— Ты плохо обо мне думаешь, Муха. Да, плохо. Я от тебя этого не ожидал. И вообще ты грубо со мной обращаешься. Охрана не должна так обращаться с охраняемым лицом. Я еще в машине хотел все рассказать, а ты сказал мне «заткнись».
— Что ты, черт бы тебя, хотел рассказать? Давай, рассказывай!
Томас болезненно поморщился и пообещал:
— Расскажу. Только сначала нужно поправиться. А то немножко болит голова.
Я вопросительно взглянул на Дока. Он кивнул:
— Можно. В его состоянии это не имеет значения.
Рита подошла к бару, налила в низкий широкий стакан «Мартеля» и на подносе подала Томасу.
— Спасибо, — с чувством сказал он. — Рита Лоо, ты нравишься мне все больше. И знаешь что? Я, пожалуй, в самом деле на тебе женюсь. Почему нет? В жизни все нужно попробовать.
— Из нас выйдет хорошая пара. Пей.
Томас был не из тех, кто заставляет себя упрашивать. Он осушил стакан, потом удобно устроился на диване, закурил и приступил к рассказу:
— Вот ты, Серж, спрашивал, кто этот толстый человек из клуба «Лунный свет».
— Ты сказал: администратор.
— Не-ет! Он не просто администратор. Он лучший мастер в Таллине. Кукольник. Он делает куклы.
— Куклы? — удивился Артист. — Какие куклы?
— Не те, в которые играют. Совсем другие. Серж уже догадался. Мы вместе с ним были у Мюйра. Ты понял, почему я так себя вел? Волновался, пакет ронял?
— Тогда не понял, — честно признался я. — Сейчас понимаю.
— Ты правильно понимаешь. Я отдал ему не бабки. Нет. Я впарил ему «куклу»! Это такие пачки, с виду как бабки, — объяснил Томас Артисту. — Но бабки там только сверху и снизу. А в середине — бумага. Это и называется «кукла».
— А где же бабки? — спросил Муха.
Томас расстегнул плащ, извлек из внутреннего кармана пакет в коричневой оберточной бумаге и с торжеством шлепнул его на стол:
— Вот! А вы говорите: алкаш, зашейся!
— Фитиль, я тебя недооценил, — вынужден был признать Муха.
Он развернул бумагу. Там оказалось пять пачек в банковских бандеролях. Я недоуменно поморщился. Я хорошо помнил, что Мюйр вскрывал бандероли на всех пачках.
Я распотрошил пачки. В каждой из них было по две стодолларовые купюры — сверху и снизу, а в середине — аккуратно нарезанная бумага.
