— Когда я буду археологом, то наверняка раскопаю это подземелье.
— Ха-ха-ха, я начал — ты кончишь, ухмыльнулся Зигмас. — И докажешь, что ты один настоящий храбрец.
Костас глянул на товарища и ничего не сказал.
Под чужим окном
Зигмас обидел Костаса, назвал его трусом. Кроме того, Зигмас один вечером отправился в развалины замка… Костас не был уверен, отважился ли бы он на такой подвиг. Перебирая события своей короткой жизни, Костас вообще не мог вспомнить за собой ни одного смелого поступка. Нет, он не уклонялся от опасности, но ему просто не довелось с ней встречаться. Он не шатался по улицам, не задирался без причины, как другие мальчики, он не лазил по крышам и заборам.
Костас шел к дому учителя.
Все пустыннее, все таинственнее казались улицы Старого города, эти кривые, запутанные лабиринты средневековья. Прохожих было мало. Там, в центре города, на широких улицах и площадях, залитых светом, сновали толпы людей, мчались автобусы, разбрызгивали белые и синие искры троллейбусы. А здесь лишь изредка стучал каблуками прохожий и одиноко качались под порывами ветра редкие фонари на перекрестках. И от соседства этого неуютного света еще таинственнее и беспросветнее казались закоулки, неосвещенные улички и провалы дворов. Костас пробегал такие места зажмурившись, рысью и замедлял шаги на свету.
Выбежав на треугольный скверик, он остановился. Скверик был хорошо освещен. Сразу стало спокойнее, почему-то вспомнились вечера дома, когда отец задерживался на работе, тетя хлопотала в кухне, и он весь вечер был предоставлен самому себе. В библиотеке отца, среди книжных шкафов, он устроил уютный уголок, где готовил уроки и читал. Там стояли лишь столик и стул, больше ничего. На стенах висели нарисованные им самим карты, схемы, диаграммы. Достаточно было сделать лишь шаг из этого уголка, и можно было достать книгу. Костас мог читать что угодно и сколько угодно. Никто не запрещал ему этого. И мальчик читал. Дома было тихо, мягко светила лампа, а он окунался в чудесные книги, раскрывающие множество неизвестных ему тайн, мечтал о том, как когда-нибудь сам будет исследовать высокие курганы, таинственные подземелья, древние могилы. В его закутке всегда было очень светло, и впечатления от наиболее интересных прочитанных книг, самые прекрасные мысли как-то связывались у него с ярким светом, заливающим все вокруг.
Он стоял на освещенном сквере, смотрел на видневшийся напротив дом учителя, и все казалось ему очень простым.
Сейчас он войдет во двор, заберется на ящик — он приметил этот ящик еще тогда, когда учитель опускал стул на веревке, — и заглянет в окно. Если жены учителя нет в комнате, он тихонько постучит, учитель откроет окно, и они договорятся, как и когда будут читать рукопись дальше. Если Тереза в комнате, нужно будет выждать, пока она выйдет. Ничего легче и быть не может. Завтра Костас все расскажет ребятам. То-то они удивятся. А Зигмасу будет поделом. Пусть в следующий раз подумает, прежде чем называть кого-нибудь трусом.
Оглядевшись, не видит ли его кто-нибудь, Костас вошел в подворотню и вдруг остановился. Здесь было темно, хоть глаз выколи. По спине мальчика забегали мурашки.
А ведь рядом, за воротами, в скверике было светло, достаточно только сделать один шаг назад. Только один! Однако он не сделал этого шага. Впрочем, вперед он тоже не шагнул, а так и стоял, окутанный темнотой, скованный страхом, чувствуя, что больше не выдержит, если останется на месте. И тогда, собрав всю свою смелость, Костас бросился в темноту, словно в какую-то страшную бездну.
Во дворе было светлее, и уже отчетливее можно было разглядеть плоские крыши сарайчиков, пустые бочки для дождевой воды, брошенные козлы для дров, две липы. Но Костас видел только вырезанные в черных стенах светлые квадраты окон, а все остальное как бы тонуло в сером тумане. Однако страха он больше не чувствовал.
Найдя светящееся окно комнаты учителя, Костас осторожно стал красться вдоль стены…
А в это время у Пуртокасов разыгрался скандал. Учитель требовал, чтобы Тереза непременно разыскала детей. Она пыталась возражать, но Каспарас разволновался не на шутку.
Перепугавшись, Тереза с плачем бросилась успокаивать мужа:
— Успокойся, успокойся, я все сделаю, что ты хочешь. Разве я тебе зла желаю, Каспарас? Разве не берегу тебя?
Он жестко отрезал:
— Если хочешь мне добра, то найди этих ребят, скажи: пусть приходят. Сами они теперь побоятся явиться!
Он был непреклонен, и в конце концов женщина сказала упавшим голосом:
— По мне, как хочешь, только где я найду этих ребят?..
Костас крался вдоль стены. Тихо-тихо, как ему казалось. Никогда он еще не шел так тихо. Однако на каждом шагу его встречали неожиданные препятствия. Огибая угол дома, он зацепился за жестяную водосточную трубу, труба оторвалась от стены и со страшным грохотом покатилась по земле.
Костас не заметил, как на другом конце двора открылась дверь, кто-то вышел, прислушался, вгляделся в темноту, потом, прячась то за сарайчик, то за поленницы дров, быстрой черной тенью пересек двор.
Костас крался медленно, но упрямо. Наконец он остановился и глубоко вздохнул. Над ним было окно учителя. Но, чтобы достать его, нужно было влезть на что-нибудь. Ящик? Где его найдешь теперь, в такой тьме! Что же делать? Костас принялся шарить вокруг, разыскивая то самое ведро, о которое он только что споткнулся, и, найдя, поставил его вверх дном под окошком. Залезть на него и уцепиться за раму было делом одной секунды. Но кто-то схватил мальчика за пояс, и в мгновение ока он очутился на земле, чувствуя, что его куда-то тащат.
— Ага, в окно забраться хотел, воришка!
Сначала Костас до того испугался, что не мог сказать ни слова, только мычал что-то неразборчивое. Но, поняв по голосу, что его держит и тащит женщина, он пришел в себя и стал кричать:
— Я не вор, не вор, пустите!
Женщина остановилась:
— А кто же ты?
— Я? Я никто…
— Как это — никто?
— Я… я — ученик, — спохватился наконец Костас.
— Ученик вора? — усмехнулась женщина.
— Нет. Я учусь в школе.
— А сюда пришел уроки делать?
— Я постучать только хотел, — оправдывался мальчик. — Мне только постучать надо было. Правда…
Его голос был так искренен, что Аго?та, здешняя дворничиха, крупная, сильная, но добродушная женщина, отпустила его, загородив, однако, дорогу к воротам.
— Говоришь, постучать хотел?
— Только постучать, честное пионерское!
— А для чего?
Костас растерялся:
— Это тайна, я не могу сказать.
Подозрения снова вернулись к дворничихе.
— А учитель тебя знает? Подтвердить может, что ты не врешь?
— Конечно, знает, и как еще! — ответил он радостно.
— Ну, зайдем, спросим! — она крепко сжала руку мальчика.
Но Костас рванулся в сторону:
— Нельзя заходить туда.
Эта здоровенная женщина может все испортить. Жена учителя узнает, что ребята ходят под окна, и тогда-то уж она примет меры, чтобы к учителю невозможно было добраться.
Дворничиха крепко держала Костаса за руку.
— Ага, не хочешь! Известное дело, стыдно в глаза посмотреть учителю. Но я все равно тебя сведу. Пусть сам увидит, полюбуется, какие у него ученички.
Она потянула упирающегося Костаса за собой, поднялась на крылечко, позвонила.
Вскоре дверь приоткрылась, и в ней показалась жена учителя.
— Я вот тут мальчонку схватила, под вашими окнами шарил, — с гордостью сказала Агота. — Небось воришка какой-нибудь. Забраться хотел.
Жена учителя высунулась из двери и, узнав Костаса, так и всплеснула руками:
— Вот хорошо, а я-то думала, как бы мне поймать кого-нибудь из них!
Костас, услыхав эти, как показалось ему, ничего хорошего не сулящие слова, рванулся изо всех сил в сторону и, высвободившись из рук дворничихи, пустился бежать. Только его и видели.
