– Скамейку! Да мы душу готовы отдать этому праведному человеку! Они не позволили нам прикоснуться к скамейке.
– Что? Гости Рикмана сами отнесут скамейку? Где это видано такое? Наши протесты остались без внимания. Скамейку принесли в квартиру люди из синагоги грузинских евреев.
Не только посещая Кирьят-Малахи, но нередко в разговорах с религиозными людьми, особенно с хасидами Любавичского Рабби, мы слышали восторг, когда речь заходила о Семином отце.
…Шли годы.
В ту пору мы отдыхали в Тверии вместе с Семеном, его женой и его родителями.
Был тихий весенний вечер. Тоненькие цепочки огней прибрежных кибуцев и поселений на Голанских высотах отражались в черной воде Кинерета. Легкие волны едва слышно плескались у наших ног. Семин отец рассказывал о мессианстве, о лже-Мессиях, о том, как Папа Климентий VII спас от костра Шломо Молхо, бывшего португальского рыцаря Диего Переса, перешедшего в иудаизм. Он спрятал его у себя, а на костер повели другого человека. – Знаете, – сказал он, поправляя ермолку, – нет в мире ничего случайного. Папа все же не помог ему. Он только отсрочил сожжение. Карл V выдал Диего-Шломо. Вторично Папа не смог спасти его от костра. – Он замолчал и долго смотрел, как вода лижет прибрежную гальку. Потом, словно вспомнив о нашем существовании, продолжил:
– Эту историю я как-то рассказал своим попутчикам, когда зашла речь о мессианстве. Нас осудили и везли по этапу. У меня оказались очень интересные попутчики.
… Семнадцать лет назад академик Парин назвал имя, отчество и фамилию подмосковного еврея. За ненадобностью я забыл их. Я забыл детали рассказа. И вдруг не из памяти – из Кинерета пришли ко мне внезапно ожившие образы: академик, обложенный подушками; кисти рук, впившихся в пододеяльник; взволнованный надтреснутый голос; голубоглазый еврей, интеллигентный, тихий, не могущий обидеть мухи; хасид Любавичского Рабби.
Борис Израилевич Рикман! Я отчетливо вспомнил благоговение в голосе академика Парина, когда он произнес это имя. Но ведь я знаком с Борисом Израилевичем несколько лет! Почему же только сейчас так ярко озарилась моя память? Я пристально посмотрел на Бориса Израилевича и в спокойной повествовательной манере, словно продолжая малозначащий разговор, подтвердил:
– Да, у вас действительно были интересные попутчики – Василий Васильевич Парин, генерал- полковник…
– Генерал-лейтенант, – поправил Борис Израилевич, с недоумением глядя на меня.
– Да, генерал-лейтенант и бывший военный атташе, не помню его звания.
– Полковник. Откуда вам это известно?
… Рикманы, старые и молодые, моя жена и Кинерет слушали взволнованный рассказ о встрече в Москве на Беговой улице. Когда я умолк, Борис Израилевич тихо произнес:
– Конечно, с точки зрения теории вероятности…
Он задумался и добавил:
– Нет, в мире нет ничего случайного.
1984 г.
Новые голограммы
В 1996 году вышла в свет моя книжечка 'Голограммы', сборник более ста маленьких рассказов. Первый из них – 'Придурок' – был написан в 1946 году.
Я считал, что на издании книжечки закончено появление маленьких рассказов. Но удивительное дело! Они продолжают рождаться! На второе, дополненное издание 'Голограмм' я не надеюсь.
Кухня
Завершились десять лет пребывания в аду. Десять лет существования в кухне родительской однокомнатной квартиры. Кухню превратили в комнату. В ней она ютилась с мужем и маленьким сыном. Но куда страшнее была моральная обстановка. Беспрерывные баталии между зятем и тёщей. И вот, наконец, счастье! Она получила двухкомнатную квартирку. Девятый этаж нового дома на самой окраине. Но была и своеобразная компенсация: дом примыкал к опушке леса. Перевезли свой нехитрый скарб: тахту, стол, два стула, раскладушку, на которой спал сын и разваливающийся фанерный шифоньер.
Вместе со счастьем два инженера немедленно ощутили, что без кухонной мебели им не обойтись. Муж уехал в Сибирь подработать на стройке. А она, выстояв несколько ночей в очереди, сумела приобрести кухню. Оплатила даже доставку. К сожалению, в день, когда должны были привезти кухню, испортился лифт. Увы, в новом доме постоянно случались перебои – то с лифтом, то с электричеством, то с водой.
Два грузчика взмыленные втащили кухню на девятый этаж и сейчас вопросительно взирали на хозяйку. Доставку она действительно оплатила. И всё же взоры трудяг не нуждались в оглашении. Беда только – у неё не было ни копейки. Она надеялась завтра на работе занять десятку до получки.
– Ну, хоть выпить чего найдется? – Спросил грузчик.
– Нет ничего, – с трудом выдавила она из себя, безнадежно разведя руки.
– Хозяюшка, так хоть воды дай напиться.
И тут она заплакала. С утра прекратилась подача воды. Она не знала этого и не запасла воду.
Нарушитель
Он всегда пересекал осевую линию, выезжая на работу из двора и поворачивая налево. Чтобы соблюсти правила дорожного движения, надо было повернуть направо, доехать до площади и там развернуться. Но какого черта!
Однажды его застукал автоинспектор.
– Так, гражданин. Нарушаете?
– Нарушаю. И буду нарушать. Вот тебе, младший лейтенант, трояк. Ты всегда можешь получить его в восемь часов утра, когда я еду на работу.
Автоинспектор усвоил услышанное. Свой трояк он получал дважды или трижды в неделю.
Но всему приходит конец. Однажды нарушитель увидел, как рядом с его домом рабочие наносят краску на поблекшую осевую линию.
– Ребята, хотите пол-литра?
– А кто не хочет?
– Тогда вот здесь, против выезда, сделайте прерывистую линию.
На следующее утро он выехал из двора и, как обычно, повернул налево.
Автоинспектор уже стоял наготове. Но автомобиль не остановился. Вернее, не остановился рядом с младшим лейтенантом, а метрах в двадцати дальше.
Бывший нарушитель вышел из автомобиля и неторопливо направился к обалдевшему
