— Ну, спутники. Которые мальчишек в Кузню возят.
— И что?
— Мы же взрослые. Точно, взрослые! Чего она к нам не пристает?
Кузнец вздохнул.
— Боится, — объяснил он. — Боится она вас, перекованных. Страх ее берет, если по бабьему делу. Страх и ужас. Старуха выясняла: все внутри будто льдом кует. Гиблое дело, если льдом…
— Страх? А ухаживать за нами она не боится?!
— Тоже боится. Спрячется в кладовке, поплачет, чтоб никто не видел, и давай вас, лежачих, обихаживать. Кормит-поит, умывает, срамной туес выносит. Страх страхом, а больше ведь некому?
— А мы почему к ней не пристаем? Когда уже здоровые?
— Вы? — кузнец взъерошил мне волосы, как взрослый малышу. — Да вы же сами ее не хотите! Вот ты, например, хочешь?
Не успев сообразить, что обижаю мастера Кытая, я отчаянно замотал головой.
— Никто не хочет, — он криво ухмыльнулся. — Такие дела.
— Я хотел. Я правда хотел…
— Честно? Когда?!
— После перековки. Я уезжал от вас и думал, что женюсь на вашей дочке. Не сразу, потом. Я думал, думал и передумал. То есть забыл. Совсем из головы вылетело! Второй раз к вам приехал и не вспомнил. Вы простите меня, хорошо?
Кузнец долго смотрел на меня, словно впервые увидел.
— Славный ты парень, — буркнул он. — Ты поостерегись, славные долго не живут.
И обернулся к Эсеху:
— Эй, ты! А ну вылезай!
— Не вылезу! — огрызнулся юный адьярай. — Хитрый нашелся!
— Ну, как знаешь. А я хотел оружие тебе подобрать…
Лучшего способа выманить Эсеха из-под арангаса и сочинить было нельзя.
ПЕСНЯ ПЯТАЯ
