И видно: не врет.
— Уруй! Дети в дом — счастье в дом!
Это Мюльдюн. Во дает!
— Уруй! Хорошо сказал!
Хлопать Мюльдюна по плечу Уот раздумал. И правильно. Плечо Мюльдюну еще поди вывихни, но вдруг не так поймет?
— Я пойду. Я быстро…
— Стой!
Дядю Сарына мы все-таки уговорили никуда не ходить. А потом еще раз уговорили. А потом он вырвался и убежал, но скоро вернулся.
— Дом без детей — могила!
— Уруй!
— А, буйа-буйа-буйакам! Кэр-буу!
Это Уот песню затянул. Кажется, веселую.
— Дьээ-буо! Уо-уо!
Никому до меня дела нет: Мюльдюн с Сарыном обнимаются, Уот глотку дерет. А Юрюна Уолана любопытство поедом ест, хуже мошки? с гнусом. Ну, я и подозвал Баранчая:
— Слушай, а ты живой или железный?
— Живой, — отвечает Баранчай. — И железный.
— Это как?
— Железный, но живой.
— Ты вообще-то человек?
Он нисколечко не обиделся.
— В определенном смысле. Я живой железный человек.
— Ты такой, как мы с Мюльдюном? Как дядя Сарын? Как Уот?
— Я такой, Юрюн Уолан, как ваш конь Мотылек.
Я чуть со смеху не помер. Скажет тоже — как конь! Совсем Баранчай на Мотылька не похож! Ездит на нем дядя Сарын, что ли? Хохочу я, покатываюсь, а перед глазами Мотылек. Мышцы у него под шкурой играют. У всех мышцы — у людей, у лошадей. Но у Мотылька они по-особенному играют. И у Баранчая по-особенному.
— Мотылек, говоришь?
— Нас обоих перековали, Юрюн Уолан. Ваш Мотылек сначала был живым, а после Кузни стал живым и железным. А я — наоборот.
— Что — наоборот?
Сейчас Баранчай — точь-в-точь дедушка Сэркен. Тот тоже слова подбирал, хотел понятней объяснить.
— Я вначале был железным. А после Кузни стал железным и живым.
— И я! И я ездил в Кузню! Знаешь, как меня там ковали?
— Знаю, спасибо. Не пейте много, Юрюн Уолан.
— Почему? Я хочу много!
— Плохо будет.
— Я помню. Юрюн Уолан всё помнит! Голова — во!
Тут Уот песню допел и потребовал еще кумыса. Он новую здравицу вспомнил, сказать скорее надо, пока не забыл. Празднуем дальше. Я и не заметил, как вечер подкрался. Мое первое взрослое застолье, между прочим. Вот ведь компания: Мюльдюн-силач, Сарын-тойон и адьярай Уот Усутаакы. Сперва чуть не поубивали друг друга, в смысле враг врага, а теперь целуемся.
А что? Для нас, боотуров — обычное дело.
2
Мы сражаемся на семьях
