Темно. Ни звезд, ни луны.
Тепло, душно даже. И ветра нет. Лежу на мягком. Я дома? На небе?! На стене желтый огонек теплится. Ни в одной юрте таких нет — только у нас, солнечных айыы. Если обождать, глаза привыкнут, и уже не совсем темно будет. Ждать невмоготу. Я оттого и проснулся: по нужде. Встаю — и чуть не падаю. Стой, дом! Куда ты?! Зачем качаешься? Нет, это не дом. Это меня качает. Сколько ж я кумыса выпил? Не помню. Много. А Баранчай предупреждал: «Не пейте много, Юрюн Уолан. Плохо будет». Прав был железный человек. Тогда мне хорошо было, вот я и не поверил.
А сейчас плохо. Сейчас верю.
Баранчай. Кумыс. Праздник. Мы дядю Сарына поздравляли. Я, Мюльдюн, Уот… Как же я на небе оказался? Мюльдюн на облаке отвез, пока я спал? Вспомнил! Баранчай меня проводил, раздел, одеялом укрыл… На земле я, в Среднем мире! У Первых Людей дом — в точности наш. Значит, и отхожее место в нем есть. Найти бы…
Спал бы я у себя дома — еще ладно. Оттуда я бы дорогу и во сне нашел. А так — голова тяжелая, набок клонится. Мозги — комок масла в горшке. С каждым шагом туда-сюда перекатываются. Иду, за стены хватаюсь. Куда иду? Одна комната, другая. За дверью рычит чудище. Это Мюльдюн храпит. Иду дальше. Терпение лопается. Где ж оно, где?! Понастроили, солнечные айыы… Ай! Ыыыы… Лбом стукнулся, искры из глаз. Нет худа без добра: сразу дверь увидел.
Отхожее место? Нет, просто выход.
Из дома я вылетел, будто за мной рой пчел гнался. Отбежал за сарай, штаны стянул — оказалось, я в штанах и рубахе спал, не голышом. Стою, журчу. Долго-долго. Ф-фух! Сразу и в животе полегчало, и в голове прояснилось. Ночь вздыхает, перекликается совиными голосами. Ветерок меня обдувает. Небо звездами усыпано, будто речной берег галькой. Босые пятки роса холодит. Хорошо! Выбрался из-за сарая, стою у коновязи, дышу полной грудью. Никогда больше не буду кумыс пить!
— Эй, Юрюн Уолан! Кумыса хочешь?
Я аж подпрыгнул.
— Нет! Не хочу!!! Эй, кто здесь?
— Это я, Уот. Сюда смотри, кэр-буу!
Сверху ухает филин. Уот так смеется. Звездное небо заслоняет переплетение ветвей. Настоящий бурелом, только не на земле, а в воздухе. Это Уотов арангас: пришел за хозяином и встал у Сарын-тойона во дворе. На помосте сидит Уот Усутаакы, Огненный Изверг. Ухмыляется во всю пасть, только зубы блестят.
— Полезай ко мне!
— Зачем?
— Кумыс пить! Одному скучно.
Вот ведь влип! Откажешься — он, того и гляди, обидится. Драться полезет. Нет у меня сейчас никаких сил драться. И желания нет. И не справлюсь я с ним, если честно. Вырасту — справлюсь, а сейчас я маленький. Сильный, но маленький.
— Спасибо, уважаемый Уот…
— Просто Уот! Тут все свои, парень.
— А вода у тебя есть?
— Вода? Есть. И мясо есть! У Уота все есть!
— Воды дашь?
— Тебе вода, мне кумыс! — филин опять ухнул. — Залезай! Гостем будешь!
Ну, я и полез. Куда теперь деваться?
Арангас, пока я на него карабкался, вел себя смирно. Дерево как дерево: брусья, жерди, доски. Где гладкие, где шершавые, не оструганные. Сучки тут и там торчат. Ну вот, занозу загнал…
— Пей!
Сладкая вода. Вкусная.
— Тебя что, дома не поят?
— Почему? — удивился я. — У нас воды полным-полно.
— Я про кумыс. Хлипкий ты…
Из гордости я хотел затребовать кумыса, и немедленно. Десять, сто, тыщу бурдюков! Впрочем, при одной мысли об этом подвиге меня так затошнило, что вся гордость едва не выплеснулась на двор.
— Поят, — соврал я. — Мой папа по кумысу мастер.
