— Ничуть.
— Это еще раз подтверждает мою правоту и вашу уникальность.
— Полагаю, в миссии вы сообщите о нашей противозаконной деятельности?
— И не подумаю.
— А как же мораль? Ваша мораль?
— Мораль? Допустим, я сообщу инспектору Паулю Рамбайну: Афолаби продал полторы тысячи рабов за термосы и водку. Начнется разбирательство. Оно ни к чему не приведет, как миллион разбирательств до того. В итоге я не смогу вернуться к берегам Дамбадзо…
— Вы?
— Я. Все здешние царьки во главе с Афолаби, скрежеща зубами, будут жаждать моей крови. Я циник, молодой человек. Это залог выживания при работе с туземцами. Такие же циники сидят в Совете Лиги. Они прекрасно знают ваши штучки. Мелкие города на захолустных планетах остаются без населения. Пропадают корабли на звездных трассах. Ваша либурна повисает на дальней орбите, вне секторов слежения; три бота-хамелеона кружат над океаном, где нет оживленных торговых путей. Случайные суда исчезают вместе с экипажем. На волнах качается яхта с пустой палубой. Два-три островка обезлюдели. Кракен? Катастрофа? Мистика?! Все давно известно, молодой человек, зафиксировано и положено под сукно. Даже то, что вы клеймите военнопленных, нарушая Панвельское соглашение, не вызывает у Лиги желания утвердить закон силой…
— Почему?
— Нельзя оставить вас без рабов. Нельзя в принципе: хоть на уровне вашей экономики, хоть на уровне вашей физиологии. Утвердить закон силой означает геноцид, войну на полное уничтожение. Помпилианцев — к ногтю, всех до единого? Учитывая военную мощь Помпилии, для Ойкумены это станет кровавой баней. Даже в случае победы Лига окажется в яме, полной гноя и мертвечины. Выкарабкаемся ли? Плюс мораль, как вы изволили мне напомнить. Гибель целой расы… Чьи плечи выдержат такую ответственность? Такой груз?! Вот Совет и закрывает глаза на подвиги абордажной пехоты. Существование Помпилии — само по себе конфликт. Но это давний, привычный конфликт для Лиги. Он грозит меньшим злом, чем радикальное решение конфликта. Ну да, расчет. Политика! Худой мир лучше доброй ссоры, и все такое…
Рядом с пяткой маркиза в землю воткнулась стрела.
— Боевая тревога! Атака туземцев!
Забрало шлема — на лицо. Коммуникатор — в режим общей связи. Прицел «Универсала» — в ИК-диапазон. Полоснуть лучом по зарослям, откуда прилетела стрела. Где маркиз? Белый Страус, похоже, имел опыт поведения в стычках такого рода: шустро перебирая руками, маркиз отползал под защиту дерева. В спальнике, с ногой в лубке, выпиравшей из-под утепленной материи, Ван дер Меер казался насекомым, которое спешит вылупиться из кокона.
— Занять круговую оборону. — В голосе Крысы, звучавшем из наушников, чувствовалось напряжение. — Центр — загон с ботвой. Держать позиции. Плотный огонь на подавление…
Марк хорошо понимал, что значит: «на подавление». Не дать противнику высунуться, сделать прицельный выстрел. Не позволить сократить дистанцию, сойтись в рукопашной. Давить огнем, выжигая все, что шевелится. «Универсалы» либурнариев пластами нарез
Словно в подтверждение, по шлему чиркнула стрела. Другая ударила в грудь, отскочив от армированной ткани ЛБК — легкобронированного комбинезона. Не «черепаха», но стрелу, хвала космосу, держит. В ответ Марк полоснул зигзагом, задирая ствол выше обычного. Раздался отчаянный вопль, зеленая клякса рухнула откуда-то сверху, на лету разваливаясь надвое, превращаясь в две неравные кляксы.
Вопль послужил сигналом. Джунгли взорвались оглушительным боевым кличем.
— Стрелки на деревьях! — заорал Марк в уником.
С колена он завалил двух-трех ломбеджийцев, скачущих по веткам не хуже обезьян. Пучки тростниковых стрел туземцы держали в зубах. Легкие куцые луки совершенно не мешали воздушной акробатике. Пак, старина Пак смотрелся бы среди ночных сорвиголов как родной. Перекатившись, Марк сменил позицию. Рядом упала — нет, приземлилась очередная клякса, обретая
