очень твердыми носками. Брюнет скорчился, держась за промежность; из глотки
Лентулл ждал рядом, не трудясь добивать.
— Старею, — вздохнул Тумидус, поднимаясь. — Пора в богадельню.
Лентулл пожал плечами:
— Не грустите, легат. Он прав: десантура. Его учили вязать вашего брата. Не знали? Этих красавцев натаскивают на десантниках. Вы для него — подарок на день рождения. А меня учили брать таких, как он. Антоний, отпустите парня! Вы его задушите, к чертовой матери…
Блондин, согнувшись в три погибели, слабо дергался. Шея блондина была зажата в локтевом захвате Антония Гракха. Когда рывки усиливались, что означало: блондин оживает, — Антоний равнодушно менял угол давления, и все возвращалось в исходное состояние.
— Меня никто не учил, — буркнул Антоний, мрачнее ночи. — Я самородок.
Тумидус оправил костюм.
— У нас есть важные сведения, — повторил он. — Вам придется нас выслушать.
— Мы уступаем силе, — просипел брюнет.
Блондин издал натужный булькающий звук. При некоторой доле воображения это можно было счесть согласием. Антоний сбоку заглянул блондину в лицо. Похоже, увиденное удовлетворило Антония: он отпустил жертву. Блондин закашлялся, судорожно глотая ртом воздух, и стал массировать горло.
— Слушайте внимательно, господа рекламные агенты. Слушайте и запоминайте. Информация для вашей торговой компании прямиком из «Грядущего»…
…Когда раздался вой сирены, брюнет уже садился в «Скарабей».
Драка научила брюнета благоразумию — он замер без движения. Остальные последовали его примеру. Голубое солнце Китты полыхнуло в зеркальных стеклах полицейского мобиля, ослепив всю компанию. Поднялись-распахнулись дверцы — хитиновые надкрылья жука-исполина. Чрево мобиля извергло из себя двух патрульных в форме: алые рубашки и шорты, золото пуговиц, радуга значков и нашивок. На поясных ремнях — силовые наручники, подсумки со спецсредствами, разрядники «Тарантул» в открытых кобурах. Ладони блюстителей порядка лежали на рубчатых рукоятях оружия. На лицах — черных, лоснящихся от пота — ясно читалось: «Мы при исполнении!»
— Руки на капот!
Никто и не подумал ослушаться. Лишь полковник Тумидус скривился, как от оскомины, но, прикусив язык, уперся ладонями в нагретый солнцем металлопласт. Капота на всех не хватило, помпилианцы облепили «Скарабея», словно муравьи — дохлого навозника.
— Идентификация личностей!
— Не делать резких движений! Выполнять команды офицера!
Возражений не последовало. Только дурак в таких случаях начинает качать права: «В чем дело? Какие-то проблемы, офицер? Я ничего не нарушал!» На то он и дурак, чтобы получить силовой дубинкой по горбу: «Заткнись и не умничай! Вопросы здесь задает полиция. Разберемся!»
— Поднимите левую руку. Приложите ладонь…
Пока один патрульный с портативным идентификатором обходил дебоширов, считывая папиллярные узоры, второй, сохраняя дистанцию, «прозванивал» пятерку сканером. Оружия сканер не выявил, и патрульный поскучнел.
— Это я вас вызвал, братья! Я!
От музыкальной лавчонки, чью витрину украшали голограммы барабанов и клавинол, к «Скарабею» спешил дылда-вудун в наряде обкуренного попугая. Гребень красно-белых волос на голове усиливал сходство с птицей. На бегу попугай вихлялся так, словно тело его состояло из одних шарниров.
— Хвала Джа, братья, вы вовремя! Это я вам звонил! Я, М’беле Хонга!
— Что здесь произошло, баас Хонга?
Называть попугая «братом» полисмен не торопился.
— Драка! Ужасная драка!
— Вы уверены?
