— Отлично, — фальшиво улыбнулась она.
— Прямо так и отлично, — не отреагировал на фальшивку Паша, и Маша вдруг вспомнила, что у весельчака-патологоанатома — трое детей. — Ты зачем сюда девочку привез? — зарычал он на Андрея. — Посмотри, она зеленого цвета!
— Паша, перестаньте! — прервала она его. — Все правильно Андрей сделал. До того, как он меня уговорил вновь поработать, я была не зеленого, а вообще серого колора. Так что будем считать: зеленый — это уже в некотором роде прогресс!
— Прогресс, говоришь? — внимательно вгляделся в нее Павел.
— Ага, — кивнула Маша. — Вечная весна и цветение.
Паша строго посмотрел на Андрея, тот в ответ пожал плечами. Патологоанатом сложил губы трубочкой, просвистел нечто вроде: «… Березкой снова стать мечтает…» и сдался:
— Ладно, молодо-зелено. Айда на труп смотреть!
— Ну что сказать вам, касатики мои, чего вы сами не видите? — Павел обошел вокруг прозекторского стола с телом. — Механическая асфиксия. Странгуляционную борозду на шее заметили?
Андрей и Маша кивнули.
— Почти не видна была в первый день — видимо, убийца душил шелковым шнурком. Пришлось взять кожу с передней поверхности шеи в верхней и средней третях и отправить на гистологию. Мне дали признаки компрессии в коже. Плюс гематома на ноге — видно, где-то ее привязывали. Судя по характеру гематомы — веревкой.
Маша как завороженная смотрела на лежащую на столе девушку и думала о том, что это могла быть Света. Под ярчайшим светом медицинских ламп нагота покойницы казалась чрезмерной, непристойной. Она была мертва и не могла защитить себя от чужого взгляда. Маша смотрела на крупную грушевидную грудь, полные ноги с облупленным педикюром, родинку на животе рядом с пупком, и думала о том, что бы она чувствовала, будь то Андреева бывшая?
Она бросила на него взгляд исподтишка: лицо Яковлева было непроницаемым, и Маша вдруг почувствовала обжигающий стыд — о чем она думает? Она покраснела и опустила голову.
— А это? — Андрей показал на лицо покойницы. Здесь, под бестеневыми лампами, стали заметны длинные продольные царапины.
Павел хмыкнул:
— Тут досадно вышло — имелась у меня надежда, что жертва в пылу борьбы унесла с собой микрочастицы кожи или волос убийцы, — он развел руками. — Но, как часто это бывает с надеждами — не оправдалась. — Маша и Андрей переглянулись — и будто оттолкнулись взглядами. — Под ногтями — только частицы ее собственной кожи.
Андрей, не отрываясь, смотрел на лицо покойницы.
— Что же это получается? Она сама себя исцарапала? Бред какой-то!
Маша опять подняла глаза на Андрея:
— Мне кажется, я знаю, откуда они.
Павел воззрился на нее в ожидании:
— Ну-ка, душа моя, расскажи, чего надумала.
— Я думаю… — Маша замолчала. — Нет, я уверена… Она сама пыталась себя изуродовать.
— Что? — переспросил Паша, а Андрей прислонился к крашенной масляной серой краской стене. — С какой целью?
И Маша пояснила едва слышно:
— Чтобы прекратить сеансы позирования маньяку.
— Ладно, мы, пожалуй, пойдем! — Андрей неловко толкнулся в прозекторский стол, быстро пожал руку патологоанатому и вышел.
— Чего это он такой нервный? — повернулся к ней обескураженный Павел.
Маша пожала плечами и несколькими минутами позже вышла из морга. Андрей, глубоко затягиваясь, курил на улице, и она было сделала шаг навстречу. Ей хотелось сказать, что она его простила. Пусть бы только он сам себя простил. Но Андрей поднял на нее совершенно холодные, чужие глаза:
— Тебя подбросить к дому инвалидов? Или ты сама?
Маша отшатнулась:
— Сама.
— Отлично, — он выбросил окурок в урну у входа. — Тогда я заеду к матери Светы.
— Хорошо, — кивнула Маша. И смотрела, как он сел в машину и с ревом тронулся с места. Даже не взглянув на нее на
