постовых, и они, чертыхаясь во тьме, будут ее счищать о невидимый для нас порог. Порог, за
которым начинается хоть какая-то свобода.
До боли вдруг захотелось почувствовать капли дождя на лице, на руках, почувствовать, как
влага стекает за воротник. Я вглядывался в небо, и память уносила меня в прошлое. В то
позднее лето в деревне, когда я, будучи ребенком, пас овец, под дождем, сидя на невысоком
холме. Тогда я был свободным.
Человеческая память – замечательная вещь. Она позволяет бродить и путешествовать во
времени и пространстве, и ее нельзя запереть на засовы.
Руки начали затекать, и я спрыгнул на пол.
– Чай будешь? – Муха сидел за столом, именуемым баркасом, и смотрел на меня.
– Не откажусь, брат, – ответил я, направляясь к нему.
Сегодня нас в камере было двое. Остальных увезли, кого на допрос, а кого в суд.
Муха был молод, он умудрился подраться с инспектором дорожной полиции во время
прохождения сверки. Повелся на то, что тот скинул китель и предложил в честном поединке
выяснить, кто прав, а кто нет. Гладиатор, блин. Но после того как они обменялись несколькими
ударами и Мухе удалось «втащить» (как он выразился), гаишнику, набежала еще пара офицеров,
и теперь ему светило несколько лет за нападение на представителя власти при исполнении.
Муха не переживал особо на этот счет, он больше беспокоился за свой автомобиль, который
так и остался на стоянке возле горГАИ. А мне не хотелось его расстраивать и объяснять, что
после того, как судья стукнет молоточком и произнесет: «Именем закона РК…», – самым ценным
для него станет свобода. А пока он играл в крутого парня и надеялся выйти через месяц на волю.
Чужая душа потемки, так же как и чужие мечты, и страсти.
22.04.13
Как-то раз нам на время под грифом «мега-гипер-супер-архи-секретно-тайно» передали в
камеру мобильник. От греха подальше и со страху перед администрацией тюрьмы мы его
