Хана тебе без рэпа!
И с ним хана!
Истина свирэпа!
Щупай – на!'
Пер. Нодар Джин
ЛАЗАРЬ
И потом Он узрел Марфу и Марию, оплакивавших брата своего, Лазаря.
(Из показаний апостола Марка)
Помилуйте! Но я совсем не Марфа!
Я не сестра ему. А от изгоя
не надо ждать ни мира, ни покоя
ни вашей обожравшейся стране,
ни Лазарю.
Жуликоватый Лазарь –
ему бы только по сусекам лазать,
подохнуть, обожравшись, а, воскреснув,
рыгнуть во след прокисшим облакам.
И он уже напрягся. Но Мария
и Марфа, как на реках Вавилонских,
завыли так, что чуть не уморили
животным криком самого Христа.
Завыли так безумно, дико, страстно,
как жалкие озлобленные птицы,
на клочья разодравшие пространство.
И Лазарь в этом крике утонул.
Откуда боль? – Засомневался Плотник
Сын плотника же и Святаго Духа. –
Откуда боль, когда мгновенной плоти
жить дважды в этом мире не дано?
Ведь боли не бывает без страданий,
без мукой перекошенного рта.
Отдай им дань. Без этой страшной дани
любая жизнь ничтожна и пуста.
Зато потом ты выйдешь из пещеры
святейшим из святых. И люди будут
ничтожные, но добрые как будто,
как стая птиц кружить над головой.
И будут петь осанну! А, напевшись,
тебе ножом пересчитают рёбра
однажды ночью или утром ранним.
Но этот нож тебя уже не ранит.
Что вечности отравленный металл?
Что вечности озлобленные лица?
А потому – покинь свою гробницу.
Вставай. Я вижу: ты уже восстал. –
Так говорил угрюмый Назорей.
Но резвый Лазарь обнаружил слёзы,
блестевшие, как росы на заре,
растрогав Человеческого Сына.
Но я не зарыдаю. Я – не Марфа.
Я в это не играю. Я – не вы.
Прости, Господь, но мир достоин мата,
как Лазарь твой, что на исходе марта
тобою воскрешён был для жратвы.
Пер. Ефим Бершин
ПОЭТ
Денису Новикову
Поэт на площади поэта –
Маяковского площадь это –
Сидит на площади поэта –
Ясно?
Поэт говорит, что несправедливо –
Устроена жизнь. Гнусно и криво –
Даже улыбка её тосклива –
Напрасна.
Поэт говорит о вещах несвоих –
О деньгах, бабах, предметах других –
Точит поэт о предметах чужих –
Лясы!
Поэт говорил и качался, как раби –
Как рассерженный Хаммураби –
За то, что сожгли закон Хаммураби, –
Дожил!
Поэт разговаривал – тонкий, как цапля, –
Как в шприце для героиновых каплей –
Игла, в венозный воткнутая кабель –
Заслужил!
Он говорил: Дайте что круто!
Дайте мне всё в эту минуту!
Дайте валюту!
Лучшие блюда!
Девок для блуда!
Лихие маршруты!
Дайте мне!
Дайте!
Дайте!
Поэт говорил, я сидела, молчала –
О, нет, мы не хлебом единым, не налом –
