Меня вина
Душа дребезжит
Нотой фальшивой
Дни под чужие
Пляшут мотивы
Саван лежит
Моё облачение
Спешу
Подлежит
Он возвращению
Мы блудные дщери
Сыны блудные
Отцам от безверия
Нашего трудно
В ужасе сущем
К ним возвращаемся
Ниц перед сущим
Всем повергаемся
И сочиняем
Песни лживые
Про то что знаем
Разум пугливый
И про любовь
Нашу продажную
Про то что собой
Над собой посажены
Страхом и плетью
Гнать миражи
Мы падшие дети
Упавшие в жизнь
Спокойных же снов
Любимая улица
В подушку кровь
Сквозь зубы сочится
Не сон а бденье
Язык в крови
Буду сильнее
Его давить
И до поклона
В земле червям
Отныне стона
Я не издам
Пер. Нодар Джин
ПЕСНЯ ДЛЯ ЕВЫ
Вещи начинают говорить.
Мёртвое клубится и живёт.
Суть живого – пьяный алгоритм,
самоуглублённый, как живот.
От молитвы, к тебе обращённой, остались останки.
Я хочу позабыть роковое, ненужное слово «останься».
Жёлтые нарциссы в темноте –
жёлтые до яда, до разрыва.
Тень надежды спрятана в мечте –
мрачной и угрюмой, словно рыба.
Уходи к отшельникам в скиты.
Приобщайся к ясности и чести.
Как непротивление, просты
истины. Изыди и исчезни.
Истины в разрозненных томах
не сыскать, как солнца – в пыльной люстре.
Жизни в расфуфыренных домах
меньше, чем в распластанном моллюске –
розовом, издохшем, неземном –
так, плашмя, самоубийцы бьются –
стынет в перевернутой вверх дном
раковине посредине блюдца.
Он не знает связи родовой.
В раковине – рокот роковой.
Посиди мгновенье, не дыша.
Тормозни свои земные муки.
Слышишь, как безумствует душа
и зудит, как мусорные мухи.
Жизнь из плоти убегает вон,
словно зэк бежит от приговора.
Так уходит от погони волк,
когда цепью развернётся свора.
Пусть уходит. Бог её простит.
Суетная, мелкая – с улитку, –
ей владел хватательный инстинкт.
Пусть уходит. Отвори калитку.
Вот уже наружу рвётся плоть
из тюрьмы корсета. Скоро сменишь
плоть свою.
Не больно?
Вот – и плод.
Больно – когда слишком долго медлишь.
И покуда гаснет в море взор,
спазм у горла – как волна в полёте
или тот конфуцианский вздор
в вычурном китайском переплёте,
что хотел нам душу излечить
от тоски и праведного гнева.
Не лечить хотел он – разлучить.
О, моя несчастная! О, Ева!
