Джеймс? Эмми зажмурилась и крепко сжала губы, стараясь избежать очередной попытки Грифита оставить на них слюнявый поцелуй. Но вдруг — о чудо спасения! — в пещере раздался мужской голос, заставляя негодяя прекратить посягательства.
— Эй, есть кто-нибудь?
Из груди вырвался стон облегчения, и она что есть силы завопила:
— Помогите! Я здесь! Спасите!
Грифит обернулся и, едва из тени показалась фигура, разразился смехом. Почему он смеется?
— Тебе никто не поможет, — с издевкой сказал он.
А когда он отошел в сторону, Эмми поняла, почему, и слезы потекли по ее щекам. Тот, кого она по ошибке приняла за спасителя, скорее всего, являлся сообщником ее похитителя. Мужчина лет тридцати, в грязных лохмотьях, заменявших ему одежду, растянул лицо в улыбке, обнажив гнилые зубы, почтенно стянул с головы то, что когда-то было шляпой, и немного неуверенно обратился к Скотту Грифиту:
— Мой господин, я уже было подумал, что вас здесь нет.
Скотт отступил от девушки и подошел к нему.
— Ты выполнил мои поручения?
— Почти, мой господин, — немного опасливо ответил тот, сжимая в руках затрепанный головной убор.
— Что значит «почти»?! — прогремел Скотт.
— Здесь нет моей вины. Лодочник требует задаток, а вы мне не дали ни пенни для него. Он ждет у пристани в Ярмуте, и если я отправлюсь сейчас, то он будет здесь через полчаса.
— Полчаса? — опять взорвался Грифит, так что Эмми вздрогнула. Грифит нервно зашагал по пещере взад-вперед и, подумав, ответил: — Ладно, вот деньги, но, если обдуришь меня — ты труп, — пригрозил он для пущей убедительности.
— Господин, я держу слово. Я ведь пришел, хотя уже получил от вас пять шиллингов.
— Ты пришел потому, что хочешь еще денег! — презрительно фыркнул Грифит. — Ступай, да поживее!
Тот поспешил выполнять приказ, не обратив никакого внимания на привязанную в углу девушку, словно ее вообще не было. Таких бродяг, как он, редко волновали беды других: прозябая в нищете, они рады любой возможности заработать и за несколько монет на вино и хлеб готовы сделать что угодно.
Грифит быстро вышел следом за сообщником — хотел убедиться, что тот все правильно сделает. Эмми тихо всхлипывала в углу, обессиленно откинувшись на сырую стену, а ее сердце разрывалось от тоски. Теперь ей незачем бороться. Если Джеймса нет, то и ее можно считать мертвой. Она не чувствовала рук и ног — тело онемело, казалось, душа покинула его, и даже ее собственные жалобные рыдания слышались как будто со стороны. Она сдалась.
Глава XXXIV
