неужели всё так просто?»
Стало обидно, что именно сегодня я собирался бросить курить. Обещал дочери. Чтобы дольше жить.
Ещё более обидным показалось, что последние звуки, которые я произнёс, были тоже простыми – «Берия».
Спасла опять же меня Надя. Когда я вскинул на неё взгляд, она, мне почудилось, зашевелила губами: «Ещё четыре года…»
– Да! – пообещал я ей и закашлялся. – Да!
Вместе с густой кровавой слюной на подбородок мне выскочил казалось бы уже затвердевший клубок папиросного дыма…
Отдышавшись, я кивнул Наде и походил по комнате. По ковру с бакинскими усами.
Потом вернулся к дивану, присел и потянулся к телефону:
– Орлов, а почему Лаврентий доложил об этом тебе?
– Он не мне, товарищ Сталин. Он вам велел передать, что не сможет приехать. Потому что находится на месте… А почему вы так дышите, товарищ Сталин? Тяжело…
– На каком он месте? – взревел я. – Где Берия?
– На месте происшествия, товарищ Сталин! Самоубийства.
– Это он сказал – «самоубийства»?
– Да, товарищ Сталин.
Я велел себе пощадить себя.
– Отключись, Орлов! – проговорил я тихо.
С трубкой в руке я просидел на диване долго. В кальсонах. Холод проник в меня как-то сразу. Его сперва как будто и не было – была только боль в ноге. Но она поднималась медленно. От щиколоток к бедру. В этот раз поднялась выше. В живот.
Меня пробрал озноб. Я закутался пледом. Потом, прежде, чем шагнуть к двери в сад, ударил трубкой по рычагу телефона:
– Кто?
– Власик, Ёсиф Высарьоныч! – и хихикнул. – Сухой.
– Дурак ты, Власик! – ответил я. – А китайцам не звонить!
– А я – уже, Ёсиф Высарьоныч!
– Отменяется…
Потом я прошёл к двери на веранду.
Всё, что можно было увидеть за дверью, я увидел одним сплошным взглядом. Ничем уже не прерванным.
Снег валил прежний – медленный и тихий. Такой медленный и тихий, что, наверное, он шёл теперь уже всюду. Во всём мире.
На кромке красного глиняного горшка с яблоней сидели прежние белки. Завидев меня, вскочили на задние лапки, вытянули вдоль туловища верхние – и заморгали.
Я уронил лоб на холодное стекло – и посмотрел на себя глазами моих белок. Это – Сталин! Настоящий бог! Властитель небес! Где он и повис сегодня в лучах света! Высоко над настоящими людьми. Которым обещал Спасение…
Это – Иосиф Виссарионович Сталин!
Так и есть. Я – Сталин.
Но белки не просто восхищались мной, они за меня ещё тревожились. Боялись – как бы ничего дурного со мной опять не случилось.
Но дурное уже случилось. Самое дурное. Ибо поражение страшнее смерти. И после смерти жить не надо. После неё нечего и бояться.
За исключением того, что вышло с Учителем. За исключением воскресения.
Белки перестали дышать.
– Отменяется… – повторил я им, но они не поняли.
– Спасения не будет! – объяснил я и поднял взгляд к небесам.
Там снова – и опять неожиданно – начиналась вечность…
