Чувствую руки на своих плечах, удерживающие меня внизу. Сидящий рядом со мной Рид по видимому переживал, что не подготовил меня к этой новости, ведь я провела в постели не несколько дней, а несколько недель. Я пропустила финальный матч, и скоро наступят зимние рождественские каникулы.
— Конфетка, мы позаботились об этом за тебя, — говорит Булочка, сидящая в рядом стоящим кресле. — Я написала письмо в административный корпус, о том, что ты очень больна. Когда тебе станет лучше, они примут у тебя экзамены.
— Я помогу тебе подготовится к твоему экзамену по истории изобразительного искусства, так как я встречалась с некоторыми художниками, которых ты изучаешь, — стоя у окна, говорит Брауни.
Мои глаза должно быть и в самом деле расширились, потому что она смеется над выражением моего лица.
— А я помогу тебе с экзаменом по Западной цевилизации, — говорит Зефир.
Булочка одаривает его скептической улыбкой.
— Зи, ты действительно думаешь, что это хорошая идея? — спрашивает Булочка.
— Конечно, — нахмурившись говорит Зефир. — Зачем мне делать плохой выбор, чтобы помочь ей?
— Милый, твой взгляд на историю, немного отличается от взгляда людей, — мягко говорит Булочка.
Я вижу как она очень старается не ухмыляться, чтобы не обидеть Зефира. Зефир рычит из угла комнаты, затем скрещивает на груди руки и угрюмо смотрит.
— Я подкорректирую факты. Не моя вина, что люди ошибаются в исторических записях. Я должен знать, потому что я был там.
Я вздыхаю потирая лоб.
— Тфу, так много предстоит сделать. Я даже не знаю, где мои книги, — с сожалением говорю я. — Я должна это сделать или потеряю стипендию.
— Конфетка, у тебя ангельский интеллект. Это будет не трудно, — замечает Булочка. — Но даже если бы у тебя его не было, ты бы все равно не потеряла стипендию. Рид благотворитель вашего стипендиального фонда, и я сомневаюсь, что он позволит, чтобы тебя оттуда исключили.
Убрав руку ото лба, я поднимаю брови.
— Что? — спрашиваю ее я, осуждающе глядя на Рида.
— Ты мог в любое время лишить меня стипендии и отправить восвояси? — недоверчиво спрашиваю его я.
— Да. Но это было бы невежливо, — сладко улыбается он мне.
— Насколько близко ты подошел к этому? — спрашиваю я, ни на минуту не поверив.
— Я заполнил документы, но потом поговорил с тобой на регистрации и не смог пойти дальше, — отвечает он, взяв меня за руку и целуя ее.
Внезапно мне в голову пришла одна мысль.
— О Господи, дядя Джим! Что я должна рассказать ему? Он звонил? Он знает, что я была больна? Что произошло с людьми в Seven-Eleven? Вы обращались в полицию? Где Рассел? Он тоже пропустил финал? Ты не позволил ему вернуться домой, не так ли? Он не может вернуться домой, Фредди… Альфред все еще поблизости! Мне нужно одеться. Я должна позвонить дяде, — быстро говорю я, в то время как в моей голове крутится куча вопросов.
— Брауни и я заботимся о душах; сейчас они в безопасности. Ты не должна волноваться за них, конфетка, — просто говорит Булочка, смотря на меня.
Я не знаю, что-то в этом действительно не правильно, но я это чувствую.
— Ты мне чего-то не договариваешь, — говорю я, начиная чувствовать себя параноиком, я смотрю на их лица, оторые внезапно становятся мрачными. — Где Рассел? — спрашиваю я их.
— Думаю, он внизу в библиотеке, конфетка, — мягко говорит Булочка. — Мы хотели первыми поговорить с тобой, прежде чем ты будешь говорить с Расселом.
По моей коже ползет тревожный холодок, образуя на руках мурашки. Скатываюсь к краю кровати, опуская ноги на пол. Чувствую себя такой слабой, думаю я. У меня больше не стоит капельница. Когда я была ранена, Рид уговорил кардиолога и еще нескольких специалистов из своего персонала приехать и позаботиться обо мне. Затем он стер у них все воспоминания о прибывании здесь. Сейчас они ушли, потому что я чувствую себя лучше.
Снова взглянув на выражение лица Булочки, ее лицо изменилось от вынужденной бодрости до чопорной статической мины.
— Как мне говорили, душа твоего дяди Джима, самая чистая, самая нежная и добрая, какую Жнец перехода еще никогда не
