- Властитель! – брезгливо повторил Тиранд, в надежде, что его не услышат, однако Рика услышала и обернулась.
- Что Вас не устраивает, кано?
- Хорош Властитель, даже простого уважения не проявляет к той, что принесла ему эту власть.
- Вы о чём говорите, Тирандэль? – Элен не понимала злого отчаяния в голосе мужчины.
- Получил своё и вышвырнул за ненадобностью принцессу крови, как ненужную вещь! За столом не присутствует вовсе, в брачную ночь – фоалинэ в постели. Властитель! Бог Империи! – сыпал обвинениями командор и вдруг осёкся, умолкая.
- В камеру его! – взбесился Дар, и тут же подскочившая охрана заломила руки Тирандэлю за спину и поволокла в сторону казарм, в единственную камеру-клетку.
Её одна стена была открыта и представляла собой частокол железных прутьев, смотрящих на дворец. Для чего она была так сделана – непонятно, но просидевшие ночь на открытом всем ветрам, но замкнутом пространстве пленники были много сговорчивее. До командора здесь были заперты его люди, и им повезло лишь в том, что их было много и, как следствие, – теплее вместе. Сейчас же на единственном жёстком ложе в одиночестве остывал заложник собственного слова. Однако Тиранд был доволен ситуацией, насколько это возможно: по крайней мере теперь всё встало на свои места, и он действительно пленник. Так, предаваясь попеременно утешению и самобичеванию, и коротал ночь «генный» брат маэлта. А сам маэлт, после того как увели разбушевавшегося врага, принялся вновь препираться с супругой.
- Что за предвзятое отношение к врагу, Рика? Он напал на нас первым, а ты его выгораживаешь!
- А разве не ты предвзято относишься к нему с первой минуты? Не ты ли стремишься укокошить при каждой встрече?
- Я лишь защищаюсь и защищаю тебя, но, видно, ты нашла себе эльфа лучше, раз так рьяно вступаешься за него!
- Мой принц, ты ревнуешь? – ласково и слегка удивлённо спросила Рика.
- Ничего я не ревную! Носишься с ЭТИМ… как с хрустальной вазой, любуешься им, ведёшь светские беседы…
- Р-р-ревну-уешь, – промурлыкала девушка, пытаясь обнять отбрыкивающегося Дарниэля и потираясь носом об острое ушко. Сопротивлялся юноша слабо, а после и вовсе затих.
- Ты говорила, что любишь, что я единственный, а сама при первой же возможности начала любезничать с другим, – обиженно выдал Дар.
- Какой же ты у меня всё-таки глупый, мой принц. Я никого другого не вижу, кроме тебя. Ты моя душа и единственная любовь. Твои страхи беспочвенны, не бойся. Я люблю только тебя. Мой единственный любимый эльф.
- Может, сходим искупаться к источнику? – закинул пробную удочку юноша.
- А точно купаться? – подтрунивала супруга, прижимая к себе мужское тело, вполне адекватно реагирующее на её присутствие.
- Ну-у-у… и это тоже…
- Пошли, мой сладкий. Я соскучилась.
Дорогу до беседки с фонтанами они не запомнили, впрочем, не особо и пытаясь это сделать, занятые объятьями и поцелуями. В окружении гейзеров время пролетело незаметно, оставляя приятную истому в теле. Вернувшись во дворец, Дар соорудил себе бутерброд и сжевал его по дороге в постель, а упав на неё, мгновенно уснул. Когда Рика уже засыпала, её осенило: Тиранд осёкся после того, как из дальней комнаты дворца послышалась мелодия, исполняемая принцессой Аминой.
Утро началось внезапно. Сон мгновенно пропал, стоило маэлту начать собираться на утреннюю тренировку. Встав рано, чего Элеонора в принципе не любила делать, она переползла в шезлонг, лениво наблюдая за разминкой мужчин и думая. Ей казалось, что она упустила нечто простое и очевидное. Эти дни, после скоропостижного брака, оба супруга предавались мрачным мыслям, хоть и стараясь не показывать этого друг другу. Но очевидного не спрячешь: Дар был расстроен потерей трона, а собственные амбиции Рики не позволяли легко отказаться от столь лакомой добычи. Она видела, с какой тоской маэлт поглядывает в сторону стеклянной шкатулки, где лежала корона, думая, что жена этого не видит. Поэтому каждую свободную минуту в мозгу начинался хоровод мыслей вокруг одной лишь проблемы: как заполучить Империю. Решения не находилось, а время неумолимо таяло, и уже к завтрашнему обеду старички выползут из своего убежища. Вот тогда-то и пойдёт всё прахом, потому как законных путей не было, а незаконных – хоть отбавляй, хоть прибегать к ним совершенно не хотелось. Успокаивал хотя бы тот факт, что сие мероприятие, несмотря на его имперскую важность, не транслировалось по новостным каналам, что аргументировалось “божьим промыслом”. Отговорка несколько поражала Рику: в век заселения космоса и запредельного прогресса вера в божественный промысел лишь усилилась. Возможно, это была попытка человеческого мозга оградить себя от постоянной ответственности, ведь всегда проще обвинить кого-то в своих неудачах, чем взять всю ответственность на себя.
И вот теперь, поглядывая на стройную фигуру любимого мужа и мысленно примеряя на его голову корону, что хранилась
