достигала трех километров четырехсот метров. Таким образом, если пробраться одним из технических тоннелей до жерла пушки и спрыгнуть вниз, то лететь будешь целый километр и еще четыреста метров. Чистый Балкон для самоубийц. К слову, один из обитателей Балкона так и сделал лет двадцать пять назад – шагнул в шахту из технического люка, не выдержала психика. Френкель ждал, когда Таня спросит, зачем ему на поверхность, но она молчала. Смотрела на него темно-серым невыносимым взглядом – и все.
– Тань, хватит, а? – попросил он. – Я же не просто от нечего делать прогуляться хочу. Нужно континуум-датчики проверить. – Он помолчал. – Это необходимо, Лютик.
Фамилия Тани была Лютая, и Френкель иногда, в особо чувственные минуты, называл ее так.
Татьяна продолжала хранить молчание, хотя ее глаза чуть посветлели. Совсем немного, но вполне достаточно, чтобы Изя заметил.
– Понимаешь, судя по тем данным, которые я наблюдаю последние три дня, происходит одно из двух. Либо датчики накрылись, либо… – он сделал паузу, не решаясь сразу сказать, – либо я таки оказался прав, и Реальности сблизились настолько, что начали пересекаться.
– Ты же говорил, что это возможно лишь в теории?
– Слова «лишь» не было.
– Было. Могу запись прокрутить.
– Ошибаются все, даже я.
– Погоди, дай сообразить. – Таня замолчала.
Френкель ждал.
Когда-то совсем молоденькой девушкой Таня Лютая пришла лаборанткой в институт, где работал тоже молодой и чертовски талантливый ученый Исаак Френкель. Они трудились в разных лабораториях и могли видеться только в институтской столовой, на общих собраниях и празднованиях. Первое мая, Седьмое ноября, Новый год. Видеться-то виделись, но Френкель, по уши погруженный в свои тахионы и возможность прыжка в прошлое, не обращал ни малейшего внимания на лаборантку Татьяну Лютую. Мало ли лаборанток на свете. Пусть и симпатичных. К тому же тогда у него крутилась бешеная любовь с одной модной московской поэтессой, которая оттягивала на себя столько времени и сил, что еще чуть-чуть, и это начало бы сказываться на работе. И тут как раз во время стендовых испытаний малой модели тахионной пушки навернулся фазовый магнитный синхронизатор. Обычное, казалось бы, дело. Но на институтском складе запасного не оказалось, а завод-изготовитель индифферентно сообщил, что может поставить новый не ранее чем через неделю. Над испытаниями натурально нависла угроза срыва, поскольку график пользования институтским стендом был составлен на год вперед, и никто не уступил бы молодому и дьявольски талантливому еврею и доктору наук Френкелю ни дня. В основном по двум первым причинам.
Изя встал на уши. Затем пробился на прием к директору института и попросил о помощи.
– Что я могу сделать? – удивился директор.
– Позвоните на завод-изготовитель, – попросил Изя. – Они же явно нам головы морочат. Что значит, через неделю? Мне нужно завтра. В самом крайнем случае, послезавтра.
– Ха-ха, – сказал директор. – Ты знаешь, сколько таких синхронизаторов выпускает в месяц завод?
– Понятия не имею, – признался Френкель.
– Зато я имею. Восемь штук. По два в неделю.
– И что?
– А то, что требуется их в два раза больше. Через неделю – это нам еще повезло, поскольку киевляне вошли в наше положение и согласились отдать свой. В обмен на большой кольцевой индуктор. Я скрепя сердце согласился, потому что индуктор… Но тебе это, как я понимаю, неинтересно.
– Отчего же, – вежливо возразил Изя. – Очень интересно.
– Не п…зди, – сказал директор.
– Не буду, – быстро согласился Изя. – Но что мне делать? Может, самому на завод съездить?
– Бесполезно. Если бы даже ты умел давать взятки, они не возьмут. – Директор закурил, подумал. – С Кирилычем говорил?
Кирилыч, шестидесятитрехлетний институтский механик, был мастером на все руки. Ходили слухи, что в молодости он в одиночку в гараже при помощи отвертки, кувалды, паяльника и, понятное дело, такой-то матери собрал линейный ускоритель. Действующий. На спор.
