потому, что такой внимательный, а потому, что времени на осмотр окрестностей у него было больше – снимать датчики легче и быстрее, чем ставить.
– Танюш, глянь-ка, – позвал он негромко, когда убедился, что и впрямь видит на юго-востоке поднятую кем-то или чем-то пыль.
– Что? – обернулась она.
Он показал рукой.
– Что это, как думаешь?
Таня выпрямилась, прикрыла глаза от солнца, которое било справа, с западной стороны, и некоторое время молчала, вглядываясь. Потом полезла в сумку и достала бинокль. Хороший, полевой офицерский, с восьмикратным увеличением.
– Как чувствовала, прихватила, – сообщила она, приникла к окулярам, подкрутила резкость и тут же опустила бинокль. – Не может быть…
Ее лицо побледнело, губы задрожали.
– Что там? Что?! – закричал Изя, забрал бинокль из рук любимой и посмотрел сам.
Земля внизу со всеми полями, речкой и перелесками прыгнула навстречу. Что-то ярко блеснуло там, где к небу вздымалась пыль, и через мгновение Изя понял, что этот блеск – не что иное, как луч солнца, отразившийся от лобового стекла машины, шурующей сюда, к шахте БТП, по старой заброшенной дороге. Машина была пока далеко, но быстро приближалась, и еще через несколько секунд он разглядел нечто очень похожее на гусеничный вездеход.
– Люди, – сказал Изя хрипло, опустил бинокль и откашлялся. – И они едут сюда.
Татьяна смотрела на него большими глазами, из которых по щекам уже катились слезы.
На пятнистом буро-зеленом борту вездехода было начертано белой краской – «Проходимец», и Шадрин подумал, что имя ему нравится. Самое то. Был бы корвет или эсминец, звался бы «Стремительный» или там «Молниеносный». А тут – всепогодный универсальный вездеход-амфибия, спецразработка российских инженеров, изначально предназначенный для геологоразведчиков, нефтянников и спасателей, а ныне еще и модифицированный для передвижения по зараженной местности. Как же ему еще зваться? Машина и впрямь оказалась уникальной по всем характеристикам. За основу был взят знаменитый вездеход Курганмашзавода «Четра ТМ-140». Четырехсотпятидесятисильный японский дизель последнего поколения мог разогнать вездеход весом в тринадцать тонн до пятидесяти километров в час на относительно ровном бездорожье и до восьмидесяти-девяноста на плохоньком шоссе. Машина с ходу преодолевала любое болото, реку или озеро. Лихо шуровала по мелколесью и холмам, перепрыгивала через неширокие рвы и овраги, не боялась раскаленного песка всяческих пустынь и высокогорья. Полных баков при самом неэкономном расходовании топлива хватало на семьсот километров пути; кабина вместимостью восемь человек и четырьмя спальными местами герметично изолировалась от внешней среды; шлюзовая камера, новейшие фильтры очистки воздуха и система климат– и биоконтроля давали гарантию, что никакая зараза снаружи внутрь не проникнет. Во всяком случае, зараза обычная. Против нового вируса гарантий не было, он проникал практически всюду. Но здесь ему требовалось хотя бы приложить серьезные усилия. Закрытый тентом кузов вмещал до пяти тонн груза.
– У нас были машины не хуже, – скептически заметил Леня Максимчук, когда ознакомился с ТТХ «Проходимца». – И где теперь их водители и пассажиры?
– Ничего лучше предложить не можем, – сухо заметил полковник Белов. – Опять же, повторяю, вы можете отказаться. Никто не неволит. Чай, не советские времена.
Про советские времена – это он, конечно, зря.
– Угу, – тут же отозвался Шадрин, на полсекунды опережая Максимчука, уже открывшего рот. – То-то, смотрю, вы, не советские, к нам, советским, за помощью обращаетесь. Просрали Родину, так молчите лучше.
– Кто это просрал Родину? – оскорбился полковник Белов.
Дело было на секретной базе ФСБ, где все они готовились к предстоящей экспедиции в Реальность-1 (так было решено называть мир, откуда пришли Шадрин и Максимчук, в отличие от Реальности-2 – мира полковника Белова и всего остального человечества).
– Ну не мы же, – сказал Леня. – Вирус не в счет, норвежцы до него тоже добурились. А вот вы угробили великую страну исключительно из собственной преступной дурости и жадности. Беловежские соглашения, етить! Да это же было прямое предательство интересов народа, который на всесоюзном референдуме сказал свое решительное «нет» развалу СССР! Что, разве не так?
