Златопрут вздохнула:
– Он – четвертый тучегонитель. Единственный из четырех Вещих-целителей, кто не пропал в Бостоне. Это его семью я пыталась разыскать в начале этого года.
18 часов 30 минут
Златопрут умолкла. София поняла: зеленокожая раздумывала о неудачной попытке спасти в Бостоне сгинувших Вещих. Провал тяготил ее совесть, и, конечно, по возвращении на Новый Запад ей не терпелось разузнать о судьбе пропавших друзей. У Софии у самой было нелегко на душе. Она понимала, что ее собственные поиски сильно отвлекают и задерживают Златопрут.
Что поделаешь, следовало готовиться ко сну.
Избавившись от остатков «маскарадного» костюма, девочка осталась в хлопчатой сорочке. Распустила косички, спрятала кожаные ремешки в карман рубашки. Убрала одежду в ящик под полкой. Положила древесный срез возле подушки, ощупала твердую поверхность… постучала пальцами по сосновому спилу. Кругляшок внезапно показался ей циферблатом. «Часы прошлого, переставшие показывать время», – подумалось ей. День нынче выдался долгий, полный событий и переживаний… София очень скоро уснула.
…Сон, посетивший ее, даже не с чем было сравнить. Стояла глухая зима, валил густой снег. Повсюду росли другие деревья, она чувствовала их присутствие. Они неподвижно высились под снегопадом, лишь мысли текли в промерзших ветвях, перетекая то в почву, то в сырой воздух. София слышала их все – и не только. Отовсюду наплывали то проворные, то ленивые, то довольные, то голодные помыслы иных живых созданий. Они наполняли ее разум, и внешняя тишина оборачивалась гулом множества голосов.
Так продолжалось много часов. Особых событий не происходило, только снег все падал и падал. Он собирался на ветвях у Софии, напоминая тяжелое, уютное одеяло. Скудный солнечный свет постепенно меркнул: день клонился к вечеру. Так же медленно, но верно подкрадывался холод. Кругом по-прежнему не наблюдалось никакого движения, лишь невидимые жители леса что-то высматривали, голодали, бодрствовали и спали.
Сон вдруг прервался, все сменилось. Теперь был разгар лета. Лес изменился до неузнаваемости, и не только поэтому. Куда делось древесное окружение? Теперь София стояла на краю поля. Деревьев, росших перед ней, больше не было, их отсутствие она ощущала без горя, но оно жило в ее мыслях постоянно и неотступно. Теперь на их месте покачивались высокие цветущие травы, а чуть поодаль виднелся домик, сложенный из тех самых деревьев. За ним стояли другие дома. Над скоплением крыш высилась колокольня.
В воздухе роями носились насекомые, гудели пчелы. София ощущала кругом знакомое биение жизни. Пчелы, мухи, деревья, травы, кивающие головками цветы… Однако теперь надо всем этим господствовало нечто другое. Как звук трубы, прорезающий согласие оркестра. По траве бежали две девочки, гнались друг за дружкой, в теплом летнем воздухе звенел смех. Вот одна подскочила к Софии, тронула ствол – и вдруг обняла, продолжая смеяться. Какие мягкие ручонки, хрупкие пальчики… София почувствовала укол щемящей нежности к беззащитному дитяти.
«Я первая!» – крикнула девочка.
Спящая София повернулась на полке, пальцы съехали с древесного среза. На том и кончилось сновидение.
13
Голубиная почта
8 августа 1892 года, 18 часов 00 минут
В некоторых гостиницах, в конюшне или где-нибудь в запертой комнате, еще можно найти брошенные кожаные чемоданы: раньше в них почтовыми дорогами перевозилась корреспонденция. Теперь всадники поспевают вперед таких чемоданов, перевозимых в фургонах. Курьеры скачут налегке, довольствуясь седельными сумками; их непрекращающийся поток говорит в пользу доставок малыми порциями. Почта развозится четырежды в день в пределах Бостона и два раза в день – в его окрестностях. Мимо каждой вышеописанной гостиницы, стоящей на почтовых дорогах, не реже трех раз на дню проезжает курьер. Они отправляются из Бостона затемно, около полудня и ближе к вечеру.
Сырым летним вечером, при ярком свете трех керосиновых ламп, Шадрак совершал государственную измену.
Он создавал сразу две карты, выглядевшие на первый взгляд одинаково. Обе отображали маршрут, разработанный для ново- западных войск, шагавших через Кентукки. Одна направляла воинство тропой, спускавшейся в неглубокую долину. Вторая показывала сходное начало пути, но предлагала разбить лагерь не в долине, а на речном берегу. Имелось и еще одно важное различие, заметное лишь очень внимательному глазу. Карта, направлявшая в долину, отмечалась значком: три горы над узкой линейкой. На другой такого значка не было.
