судить, что тут правда, я-то из вторых рук только слышал, но третьего дня один мужик с юга рассказывал: видел-де парня, который собственную сестру киркой ухайдакал. За медведицу принял…
– Жуть какая, – передернуло Казанову. – Неужто правда?
– Может, правда, а может, и врут…
Налетчик отвернулся и пошел прочь. Казанова услышал, как он карабкался внутрь фургона. Проведя там некоторое время, главарь вылез наружу и отошел в лес, где, по-видимому, привязал коня. Вернувшись с небольшим кисетом, он бросил его Казанове. Тот поймал. Мешочек был нетяжелый, под матерчатой оболочкой угадывалось что-то вроде растрепанных веревочных обрывков.
– Это что такое? – спросил Казанова.
– Вяленая говядина, – ответил налетчик. И метнул на здоровяка острый взгляд. – Парню требуется еда, в которой много железа.
Казанова моргнул от неожиданности:
– В самом деле?
– На нем Знак железа, – сказал главарь. – Иначе не выживет.
Казанова посмотрел на кисет, потом снова на главаря, чьи блестящие металлические зубы определенно производили куда менее гнетущее впечатление, чем вначале.
– Спасибо, – сказал он. – А можно твое имя спросить? Очнется парнишка, захочет узнать, кто его выручил.
– Можешь сказать Счастливчику Тео: проезжал, мол, Тощий Джим со своими. Пусть в памяти покопается, авось вспомнит.
Казанова от изумления не нашел слов для ответа, мог только смотреть, как Тощий Джим со спутниками убираются с дороги. Вот они увели тяжело нагруженных лошадей в чащу, мерцающие факелы пропали из глаз…
Тогда Казанова вскочил на ноги, ощущая небывалый прилив сил. Привязав вожжи, он поспешил к задку фургона, где налетчики, как и обещали, оставили более чем достаточный запас еды и воды. На бочонке стоял зажженный светильник. Налетчики даже не разорили постель Тео, не позарились на майорские пуховики. У Казановы вырвался вздох облегчения. Легко отделались!.. Припав на колени, он с неохотой потревожил больного:
– Тео! Тео, очнись!
Юноша открыл глаза. Он смотрел на Казанову, не узнавая его.
– Надо тебе поесть и попить, – сказал тот, кладя голову больного себе на плечо.
Тео не отреагировал, даже когда Казанова ненароком задел его раненое плечо. Очень скверный знак! И этот невидящий взгляд, устремленный прямо перед собой… Казанова поднес к губам парня фляжку. Тео подавился, закашлялся, проглотил. Казанова дал ему самый маленький кусочек говядины из мешочка.
– На, Тео, пожуй, – попросил он негромко. – Тощий Джим сказал, тебе не поправиться без железа. Так что жуй давай и выздоравливай скорее, понятно?
Тео послушно принялся жевать, потом сглотнул. Но глаза остались все такими же стеклянными. Когда Казанова уложил его на тюфяк, он опустил ресницы, так и не издав ни звука.
19
Три намека
9 августа 1892 года, 11 часов 14 минут
Чиновникам, работающим в правительственных структурах, не так-то легко пробиться наверх. Места в парламенте неизменно приобретаются сторонними людьми: промышленными магнатами, потомственными политиками. Естественно, люди, обладающие достаточными средствами для подобного рода покупок, не станут начинать с низовых позиций вроде секретаря, табельщика или курьера. Таким образом, работники правительственных систем чувствуют над собой потолок. Они, конечно, могут прогрессировать, переходя в более престижный офис, могут даже сделать вполне респектабельную карьеру в высших сферах столицы… но до самого законодательного органа им никогда не добраться.
Необыкновенные события редко остаются таковыми. Даже если они продолжаются, не будучи объяснены, их странность постепенно перестает удивлять. Так произошло и с карстовыми воронками. Поначалу их описывали в самых тревожных тонах. Говорилось в основном о локальных извержениях под землей. Горожанам, наделенным буйной фантазией, виделись полчища гигантских червей. Постепенно тревога утратила остроту. Спустя некоторое время провалы уже привлекали внимание не больше, чем обычная для Бостона плохая погода. Люди спокойно занимались своими делами, разве что по возможности старались обходить стороной большие дыры в земле.
