Колыхались глубокие, горшкообразные каскетки, за спинами пехотинцев двигались в такт движениям винтовки с примкнутыми штыками, гулко отбивали шаг высокие сапоги, разом опускаясь на булыжную мостовую. Солдаты дружно горланили сурганскую строевую «Фельген минде» – «Птичка певчая», если Дима правильно перевел на русский слова припева. Прохожие сторонились, останавливались, чтобы поглазеть на дивное зрелище, дети показывали на солдат пальцами. Строй промаршировал за перекресток, и вместе с затихшими вдалеке звуками песни призрак близкой войны рассеялся в дымном воздухе Тангола, точно его и не было.
Такси притормозило возле окруженной многочисленными лавками и трактирами площади, в центре которой бил высокий фонтан, щедро орошая прохожих разносимыми ветром брызгами. Рассчитавшись с водителем, Алекс махнул Диме рукой, приглашая следовать за собой.
Возле одного из зданий, единственного, фасад которого был украшен декоративной лепниной с растительным орнаментом, Дима разглядел пеструю толпу горожан, сгрудившихся подле примостившегося у высоких дверей небольшого киоска.
– Оперный театр, – кивнул головой Алекс, – наверное, что-то интересное дают, раз за билетами такая толкотня.
Театр? Здесь? Впрочем, чему удивляться – в столице одного из крупнейших и индустриально развитых государств Центрума, где построили даже собственный метрополитен, оперный театр смотрелся вполне органично. В конце концов, нужно же людям где-то развлекаться, проводить время и культурный досуг.
– А библиотеки тут есть? – спросил из чистого любопытства Дима.
– До хрена. Библиотеки, музеи, художественные галереи. Даже эта, как ее… филармония имеется.
Алекс тем временем направлялся совсем в другую сторону, к невысокой и длинной постройке с треугольным фронтоном. Возле торца здания виднелись две мраморные скульптуры, изображавшие атлетического сложения обнаженных мужчин, ведущих под уздцы лошадей. Каменные кони, выгнув жилистые шеи и упрямо склонив головы, никуда идти, видимо, не желали. Судя по всему, неизвестный скульптор изобразил таким образом аллегорию победы человеческой воли над грубой силой непокорной природы. На фасаде строения было выбито угловатым шрифтом незнакомое сурганское слово «Кельгенсланг».
– Ипподром, – перевел Алекс. – Сегодня тут будет представление повеселее скачек. Посмотрим немного, перекусим где-нибудь и двинем назад.
Внутри ощущалась приятная прохлада, пахло влажными опилками, пылью и немного навозом. Заплатив за вход пару медных монет, Алекс получил у охранявшего двери кассира-швейцара отпечатанный на глянцевой бумаге проспект, вдумчиво поизучал его с минуту и, хмыкнув, направился к окошку, вырезанному в противоположной стене просторного холла.
– Поставлю на Торгота, – обернулся он к Диме, – этот часто выигрывает, если не перестарается. Уж больно горяч.
Кто такой Торгот, Дима не имел никакого понятия, да и сделать ставку он не смог бы при всем желании, так как денег у него не было. Потому, дождавшись, пока Алекс заполнил таблицу и сунул в оконце пару мятых купюр, он прошел вслед за ним по широкому коридору, поднялся по ступеням и очутился на трибуне, прикрытой сверху от непогоды матерчатым козырьком.
Ипподром оказался велик: большая овальная дорожка, покрытая рыхлым на вид бурым грунтом и огороженная низкими столбиками с натянутой меж ними цепью, две расположенные друг против друга трибуны, заполненные сейчас едва ли на треть. Откуда-то доносится бравурная музыка, громкий и торжественный голос невидимого комментатора вторит ей раскатистым эхом. Алекс опустился на деревянную скамью, приглашающе хлопнул ладонью рядом с собой, жестом остановил пробегавшего мимо мальчишку с лотком на перекинутом через шею ремне и обменял у него на пару медных монет два кулька жареных сухарей и два бумажных стакана со светлым, изрядно разбавленным пивом, которые тот незамедлительно нацедил из глиняного кувшина.
– Сейчас начнется, – отхлебнув из стакана, сказал он.
На ближней к их трибуне беговой дорожке, там, где как раз заканчивался дугообразный поворот, колыхалась разноцветная толпа, беспорядочно сновали туда-сюда люди, таскали какие-то ящики на колесах, инструменты и короба. Сверху они напоминали деловито копошащихся муравьев, облепивших тушу угодившей им на обед гусеницы. Что-то разглядеть в этой мешанине человеческих тел было попросту невозможно.
Внезапно над ипподромом раздался длинный низкий гудок, и толпа схлынула, оставив после себя полтора десятка причудливых автомобилей, замерших в шахматном порядке на грунтовой дорожке.
Машины и впрямь показались Диме странными: похоже, ради уменьшения веса с них сняли все лишние и декоративные детали, оставив только несущий каркас, руль и мотор. Большие колеса со спицами, напоминающие велосипедные, открытая кабина, на крыше которой закреплен металлический бак с выведенным краской номером, – видимо, топливные насосы тут тоже считались излишеством. Подбежавшие к машинам по команде механики почти одновременно сунули в двигатели кривые ручки стартеров, несколько раз крутанули их, и воздух заполнился оглушительным треском, словно где-то поблизости разом заработала сотня газонокосилок.
