У водителя, по всей видимости, имелся такой же перископ, но неподвижный и размером поменьше. Труба и два зеркала, все просто. Расколотят – заменить можно за пять минут, да и смотровые люки в лобовой бронеплите никто не отменял.
Танк снова взревел мотором и покатился вперед, грохоча и лязгая железом.
– Там городские кварталы впереди начинаются, – обернувшись, крикнул Диме Йоксверт, – мы туда не полезем, улочки узкие слишком, не развернуться. Или камнями от здания какого завалит, не откопаемся потом. Сейчас пехоту дождемся и двинем назад, тебя за бывшими аламейскими позициями высадим. Там до лазарета своим ходом доберешься, ну или спросишь, где ваши. Если у вас свой лекарь есть, он поможет.
– Мне нужно в лазарет? – на всякий случай переспросил Дима: нога уже почти успокоилась, болела, но терпимо.
– Тебе перевязки нужны, ну и рану еще разок обработать. Кровь вон, видишь, не остановилась пока.
Дима скосил глаза: тугая повязка на бедре снова пропиталась красным, но по ноге уже не текло, и то благо. До аэродрома он с таким ранением, возможно, и доковыляет, если не чересчур далеко. Ну или докторам сдастся, коли попадутся такие по пути.
Танк стоял недолго: вскоре за толстыми броневыми листами послышался едва различимый шум, потом в борт постучали. Сначала в верхний люк высунулся командир самоходной машины, потом наружу вылез Макс. Что-то обсудив с находившимися с той стороны людьми, возможно, командирами наступавших отрядов пехоты, они оба вернулись назад, и водитель, повинуясь приказу командира, развернул танк в обратном направлении.
Путешествие внутри душной и тесной стальной коробки заняло где-то с полчаса. Диму немного растрясло и разморило: адреналин недавнего воздушного боя уже схлынул, и на его место пришла тягостная апатия. Хотелось лечь где-нибудь в тишине, на берегу заросшего осокой и камышом ручья, да подремать часок-другой, чтобы его никто не тревожил, за исключением скользящих над самой гладью воды стрекоз.
Танк остановился так же неожиданно, как до этого начал движение, но водитель не стал глушить двигатель.
– Приехали, – тронул Диму за плечо Йоксверт, – ты как, идти сможешь?
– Думаю, да.
– Давай подсажу. Ваши во-он там, палатки видишь? Тут недалеко совсем.
Дима посмотрел в указанном направлении: действительно недалеко. В этой плоской, как блин, степи все недалеко или кажется таковым. Минут за двадцать дойдет, наверное.
– Спасибо, Макс, – махнул он рукой на прощание.
– Ага, и тебе удачи, летун.
Идти оказалось чуть труднее, чем он рассчитывал сначала, но все-таки возможно: наступать на раненую ногу было довольно-таки больно, поэтому Дима старался перемещать большую часть своего веса на здоровую стопу, из-за чего он заметно охромел. Бескрайняя, изрытая воронками равнина представляла собой после недавнего боя поистине апокалиптическую картину: над землей стелился дым от тлеющей земли, усыпанной телами погибших солдат, напоминавшими со стороны брошенные кем-то в беспорядке бесформенные кули. Небольшие группы бойцов из санитарной роты с брезентовыми носилками собирали раненых, те, что могли идти самостоятельно, ковыляли прочь, опираясь на плечи уцелевших воинов. Потом настанет время похоронных бригад – они соберут павших, и аламейские степи украсятся новыми рядами одинаковых пирамидок- надгробий с именами оставшихся здесь навсегда солдат.
– Митто! – Фанк, как всегда, был улыбчив и дружелюбен. – Живой! Мы уж думали, ты того… Эрик сказал, что тебя над самым городом сбили.
– Живой, – подтвердил Дима, – зацепило меня немного. Танкисты помогли.
– Танкисты – они свои ребята! – с готовностью подтвердил Фанк, и Дима вспомнил старую шутку о том, что танки – это души погибших в бою вертолетов. – Выходит, мы две машины потеряли, одну в первом вылете, твою, и еще одну – во втором…
– Кто? – спросил Дима, почувствовав, как у него пересохло в горле.
– Лоттер.
– Живой?
Фанк молча покачал головой.
– Они с малой дистанции прицельно в кабину стреляли. Потом пробили баллон, аэроплан загорелся, так что…
Фанк вздохнул и продолжил:
– Скорей бы уж «Шпангели» на фронт поставили, что ли. На этом… – он мотнул головой куда-то за спину, подразумевая, вероятно, последний оставшийся в строю «Хорнер», – на этом воевать дальше совсем невозможно. У аламейцев отличные машины, их в Лорее строили и проектировали, а тамошние ученые лучшие на континенте. Гоняться за ними на наших табуретках, сам
