Кузнец повел группу к пустым арочным укрытиям, которые раньше служили ангарами для фронтовой авиации. Присыпанные землей и заросшие травой, с высоты они выглядели словно курганы.
– Вы здесь не в первый раз? – спросил Степан Людмилу.
– Да, – ответила та, – во второй.
Под арочным сводом царила разруха. В полумраке попискивали крысы, где-то капала вода. Икар и Кузнец подхватили и отбросили в сторону гнилое брезентовое полотнище, распугав грызунов. Степан увидел крышку люка, заросшего по закраинам жирной грязью. Людмила вытащила из-за шкафа, забитого ржавым инструментом, гвоздодер-фомку. Икар принял фомку и подцепил ею люк.
Через минуту они уже спускались по железной лестнице в темноту. Впереди – Икар и Людмила, за ними – Степан, Кузнец же задержался, чтобы задвинуть тугие засовы.
Людмила включила электрический фонарь. Степан увидел узкую, покрытую разноцветным плесневым налетом горловину колодца. Ухнули сапоги по цементу – это Икар спрыгнул на пол. Почти сразу раздался его голос:
– Керосинка…
Послышалось чирканье. Степан при этом звуке невольно умилился: он сто лет не видел спичек. Внизу затеплился красноватый свет, Людмила спрыгнула с лестницы, исчезла в низком дверном проеме.
Это было бомбоубежище. Оно не пострадало при налете пришлых, и, судя по беспорядку, в нем кто-то обитал. Причем – долгое время.
Низкие арочные своды нависали над головой, на вид они казались несокрушимыми и, возможно, способны были защитить от непрямого попадания ядерной бомбы. Узкие коридоры образовывали несложный лабиринт с множеством тупиков. Вдоль стен располагались двухъярусные кровати, некоторые до сих пор были застелены тонкими солдатскими одеялами. Со всех сторон громоздились многочисленные шкафы и ящики.
Бойцы сбросили маскхалаты, отложили оружие. Икар с хозяйским видом взялся хлопать дверцами шкафов. Почти сразу он нашел вторую керосинку и примус, водрузил и то и другое на узкий стол.
– Ох… – Людмила села на кровать, откинулась спиной на стену.
– Отдыхай, Лютик, – сказал Кузнец заботливо, – а я чирикну, чтоб нас подобрали.
– Сейчас… – Биологичка запрокинула голову и помассировала лицо ладонями. – Пять минут только… Отдыхать будем, когда вернемся – две недели в карантине.
Степан пошел за Кузнецом. Заглянув ему через плечо, он увидел радиоузел, все оборудование в котором было покрыто густой и пыльной паутиной. Сердце тревожно екнуло: Степка привык полагать, что пришлые слушают эфир на всех частотах и любой упорядоченный сигнал – уже повод выслать к его источнику пару «блюдец». А потом он подумал, что для связи с бомбоубежищем наверняка на большой глубине проложен кабель.
Кузнец обернулся.
– В конце коридора – сортир и душ, – сказал он. – Вода холодная, но ее полно: целая цистерна.
– Намек понят, – усмехнулся Степка, отступая.
– Да от нас от всех сейчас разит как от козлов, – подал голос Икар, выкладывая на стол одну запаянную жестянку за другой. – От всех, кроме нее. – Он показал рукой с зажатой в ладони банкой на Людмилу.
– Ага. От меня как от козы, наверное, – протянула, зевая, биологичка.
– Степан! – позвал Икар. – В этих шкафчиках – одежка. – Он легонько пнул незакрывающуюся дверцу. – А в этом – бельишко. Все ношеное, но куда пристойней, чем твое рванье. Выбери комбез по размеру.
– Есть выбрать комбез, – отозвался Степан.
Он раскрыл дверцу, провел рукой по висящим, словно в магазине, серым комбинезонам авиамехаников. Это изобилие было так же тяжело соотнести с реальностью, как и картины разгрома, которые он увидел на поверхности. Наверное, сказывалась усталость. Все было словно в легком тумане, все будто происходило не с ним. Если же это сон, то было бы очень обидно проснуться прямо сейчас – на пути в душ с охапкой новой одежды в руках, в то время, когда на примусе уже разогревается тушенка.
– Фонарь возьми! – бросила ему вслед Людмила.
– Город-герой, на связи Степное, ответьте группе Лютика, – повторял в микрофон Кузнец. – Город-герой, ответьте группе Лютика…
Холодная вода привела Степана в чувство. Исчезло муторное чувство раздвоения реальности. Он насухо вытерся проштампованным льняным полотенцем, которое нашел в ящике по соседству с бельевым, надел такие же проштампованные трусы, носки и новую, правда, чуть пахнущую цвелью тельняшку. Облачился в комбез, запрыгнул в разношенные сапоги, прикрыл лицо
