— На. — Я сую ему поводья. — Мы едем в Белладому. Мы вернем Делию и остальных девочек домой.
День шестьдесят второй
Я лежу у костра и гляжу, как бледнеют звезды в рассветном небе.
После того как я изложила свой план, Рен не сказал мне ни слова. Но он пошел со мной, и мы вместе спрятали повозку в рощице и накрыли холстиной. Чем дольше Дэррелл просидит незамеченным, тем лучше. Если он выберется, то побежит прямиком к Барнабасу.
Я вздрагиваю. Только колдуна нам сейчас и не хватало. А вдруг он уже идет по нашему следу?
Рен спит, завернувшись в позаимствованное у Дэррелла одеяло. Видно, что ему холодно, он напуган, и мне так хочется обнять его и сказать, что все будет хорошо.
Но мне нельзя к нему прикасаться. Прошлым вечером, передавая жареную крольчатину, я случайно коснулась его руки, и он отпрянул.
Противно.
Я чужая в Брайре. И в Белладоме тоже, пусть даже Рен в это не верит. Я чужая для Барнабаса, моего лжеотца, и для Оливера, который был отцом мне-прежней, девочке по имени Розабель.
Я чужая везде.
Рен зевает.
Я переворачиваюсь на спину. Он рассердится, если увидит, что я на него глазею. Солнце уже встало, и на небе гаснут последние звезды. Мы не знаем, далеко ли еще до Белладомы, но нам надо идти. Дэррелл обычно отсутствовал не больше нескольких дней, так что, думаю, город уже близко.
Меня беспокоит другое: как мы вытащим девочек из замка. Даже если мы придумаем, как проникнуть внутрь, и доберемся до них, они ни за что не пойдут за чудовищем, которое их в эту Белладому притащило. А ведь чтобы помочь им бежать, мне наверняка понадобятся и хвост, и когти, и крылья.
Придется их как-то убедить, что я хочу помочь. Но это будет нелегко.
Рен встает и, не оглядываясь, идет в лес. Не желает меня замечать. Что ж, пусть не замечает сколько душе угодно; я все равно помогу ему, что бы он там ни говорил.
После исчезновения Делии он стал другим. На мягком лице проступили морщинки, и теперь оно выглядит усталым и печальным. Глаза у него по-прежнему блестят, но уже не от готовности к проказам, а от жажды мести.
Это я виновата.
Наверное, после того как Розабель — я — умерла, он решил, что отвечает за Делию. А теперь потерял их обеих.
Я собираю в мешок вещи, которые мы забрали у Дэррелла, и тут меня окатывает ужасом. А вдруг Барнабас отправил Розабель в Белладому? Вдруг на самом деле я умерла там? Он ведь так и не сказал, куда унес мое тело, когда исчез из дворца. Он столько мне лгал, что россказни насчет быстрой смерти тоже кажутся более чем сомнительными. Плащ у меня теплый, но я вздрагиваю.
Рен возвращается, на ходу вытаскивает из кармана ломоть вяленого мяса и, жуя, садится на лошадь и выезжает на дорогу.
Я изо всех сил стараюсь за ним поспевать, но всякий раз, как я оказываюсь рядом, он пришпоривает лошадь.
Что ж, выбора у меня нет — придется лететь, иначе отстану. Я раскрываю крылья и отрываюсь от земли. Люблю летать — но, боюсь, теперь Рен окончательно поверит в то, что я чудовище.
Но он на меня не смотрит.
— Рен.
Молчание. Ни движения губ, ни взгляда. Он молчит и глядит на дорогу перед собой, а я знай машу крыльями рядом. Я загораживаю лошади дорогу. Она ржет и пятится, Рен подпрыгивает в седле.
Я умоляюще протягиваю руку:
— Нам надо поговорить. Нужен план.
Он успокаивает лошадь и пытается объехать меня. Я снова встаю у него на пути.
— Мы должны быть заодно, иначе ничего не выйдет.
