ты уже думал, что мы будем делать, когда попадем в город?
Рен пожимает плечами:
— Так, немного.
— Да ну? — удивленно отзываюсь я. — А я ни о чем другом и думать не могу. — Вытягиваю ноги. — У меня есть одна идея, но сначала расскажи мне об этом морском чудовище. Что оно такое? Чем ему не угодил город?
Рен садится на подсохший обломок камня напротив меня.
— Чудовище зовется Сонзек. Оно ужасно древнее и живет в море с давних-предавних времен. Говорят, что у него толстенный непробиваемый панцирь, вроде черепашьего, только в сто раз тверже, щупальца, которыми оно может разорвать напополам корабль, и клюв, такой острый, что пробивает любые доспехи.
— Жуткая зверюга.
Рен издает горький смешок.
— Ну да, и ненасытная вдобавок. Каждое полнолуние ему скармливают девочку или девушку, а если нет, оно начинает вертеться в своем подводном логове так быстро, что вода поднимается и заливает подземелья и городские улицы. И обратно под утесы Сонзек уходит, только если ему дадут девочку. Мальчишек и взрослых не желает, хоть Энсель армию с утеса спихни, — затапливает город, и все тут.
Я вспоминаю, как однажды упала в реку и чуть не утонула. Представлять, как поднимающаяся соленая вода затапливает улицы и дома, — страшно, но избавиться от воображаемой картины не удается. Меня мутит.
— Чем же король Энсель так разозлил это чудище?
Рен вытаскивает из рюкзака яблоко и перебрасывает его из руки в руку.
— Я только слухи слышал. Одни говорят, что чудище спало тысячелетним сном, а Энсель его разбудил. Другие — что король что-то у него украл, и чудище хочет украденное назад. В общем, точно никто не знает. Но когда дедушка ездил в Белладому, чудища здесь еще не было. А потом что-то случилось, и оно пришло.
— А нам теперь надо спасти от него девочек из Брайра.
Я поплотнее закутываюсь в плащ, чтобы спастись от царящего в подземельях сырого холода. Толку — чуть.
— Так что ты придумала? — спрашивает Рен. — Как мы их вытащим?
Я кривлюсь. Собственная идея не слишком мне нравится, но я совсем не знаю дворца и потому считаю, что другого выхода у нас все равно нет.
— Им же нужно покормить чудовище? Ну так принесем ему обед на блюдечке.
Рен сильнее тянет за веревку, прицепленную к ленточке у меня на шее, — теперь это импровизированный ошейник. После того как я узнала, что мама никогда не носила это украшение, что это всего лишь безделушка, которую пытался преподнести ей Барнабас, ленточка утратила для меня всякую цену. Но она удачно скрывает винты в шее, а нам сейчас это и нужно. Рен тянет еще сильнее, и я, спотыкаясь, начинаю подниматься по истрескавшимся ступеням замка. Кажется, Рену ситуация все же доставляет легкое удовольствие. Не могу его винить. Если бы я вела на веревке Дэррелла, я бы тоже не особенно с ним церемонилась.
Мы добираемся до ворот, и Рен направляется прямиком к здоровяку-стражнику, стоящему рядом на посту. Из караулки до меня доносится неразборчивая речь еще нескольких стражников. Стражник нависает над Реном как утес и вид имеет недовольный, но Рен и ухом не ведет.
— Тебе чего, мальчик? — Стражник кивает в мою сторону: — Это кто?
— Корм для чудовища. Отдам лично. В собственные руки.
Стражник изучает нас, и в лице его проступает сомнение.
— Что хочешь за девчонку?
— С королем обсудим. — Ни один мускул не шевелится на бесстрастном лице Рена.
Стражник хрипло фыркает и делает еще шаг к Рену. Теперь они с ним стоят нос к носу.
— Да ну?
Из караулки у него за спиной вразвалочку выходят еще несколько стражников — все такие же дородные и злобные на вид, Мундиры у них грязно-серого цвета, все в пятнах от эля и в остатках прошлых трапез.
Рен не отступает ни на шаг. Если бы я не была его «пленницей» — и если бы он не испытывал ко мне ненависти, — я бы его обняла за это. А так я молчу и гляжу в пол.
— Ну да. — Рен по-прежнему бесстрастен, ни один мускул не шевелится.
