— Кимера! Так нельзя. Больше ты гибридов нигде не увидишь. Вы с Пиппой — практически родня.
Пиппа поскуливает, будто понимает каждое слово. Я закатываю глаза.
— Я не какой-то там щенок с крылышками. Я лучше. Ты сам меня такой сделал.
Он улыбается, и я набираюсь смелости:
— А зачем ты меня сделал?
Его взгляд смягчается.
— Ты — моя дочь, Ким.
— Я знаю, но зачем ты столько раз пытался меня оживить? Не хочешь говорить, зачем ты меня сделал, — не говори, но почему ты так старался?
Я моргаю и меняю желтые кошачьи радужки на голубые, человеческие. С голубыми глазами отца легче уговорить.
Он вздыхает. Сработало.
— Человеческие части твоего тела принадлежали моей дочери. Год назад тебя похитил колдун. Твоя мать попыталась ему помешать, но погибла в бою. Потом колдун скрылся, и твое тело я нашел много позже, когда оно уже не было ему нужно. И тогда я решил, что вернуть тебя — главное дело моей жизни.
Он глубже садится в кресле. Дрова прогорели, и в камине мерцают красные уголья. Меня охватывает злость.
Радужки снова по-кошачьи желтеют, а когти так и рвутся из пальцев, до боли.
— Убить ребенка хорошего человека? Это кем надо быть?
Мой вопрос причиняет отцу боль, но я не жалею о сказанном.
— Колдуны от природы рвутся к власти, но этот колдун к тому же сошел с ума от тоски. Много лет назад у него умерла от болезни дочь, и он так завидует другим родителям, что крадет любую девочку, которая попадется ему на глаза. И убивает. Подозреваю, что он надеется вернуть свое дитя с помощью черной магии.
— Как?
— В людях магии нет, но кровь ребенка — большая сила, ее используют для заклинаний в черной магии. Я слышал, что после смерти дочери магия у этого колдуна становилась все чернее, и для заклятий ему все время нужны новые жертвы.
— Как я.
Отец кивает.
— А ты меня спас.
В сердце у меня такая буря чувств, что я сама едва могу в них разобраться. Я горжусь отцом и люблю его, мне жаль мою мать, а еще я жарко, страстно ненавижу человека, который уничтожил все то, что я когда-то, наверное, любила.
— Это было не так-то просто. Я не смог сделать тебя в точности такой, как раньше. И память сохранить не удалось. — Он вздыхает. — С каждой попыткой у меня оставалось все меньше и меньше частей твоего настоящего тела. Речевой центр мозга я спас, и слова будут возвращаться по мере надобности. А самое главное — ты каждый раз становилась все сильнее. Просто нужно было подобрать правильное сочетание.
Он проводит пальцем по моему подбородку.
— Когда ты еще была человеком, я всегда говорил, что ты — лучшее, что я создал. Теперь это и вправду так.
Во взгляде у него неизменно кроется боль. Я напоминаю ему о жене. О моей матери. Жалко, что я ее не помню. Жалко, что у меня не осталось собственных воспоминаний.
Больше всего на свете мне хочется вырвать сердце у того, кто сделал все это с моей семьей. У колдуна.
Он — чудовище.
День седьмой
— Давай еще раз, Кимера.
Я сердито ворчу, но снова бегу по площадке, которую построил для меня отец. Я перепрыгиваю через препятствия — ряды перекладин, они идут все выше и выше, — потом разворачиваю крылья и ныряю в лабиринт растущих вокруг дома кустов. Отец говорит, эти кусты — для защиты от колдуна. Чтобы его магия до нас не доставала. А постороннему путнику ни живая изгородь, ни дом с дороги почти не видны — их скрывает густая сосновая поросль.
