И еще одно… Допустим, Типун всю жизнь на Днепре прожил и знает реку, как собственный дом, но здесь же не главное русло. Как он сумел, без единого указателя, по всем этим тайным протокам найти дорогу аж к самой Сечи? Сомневаюсь, что это ведомо каждому харцызу и разбойнику. Особенно из тех, которые оружие басурманам возят! Да будь такое возможно, казацкая крепость давно б уже была басурманами уничтожена!
Так что и этой странности тоже не мешало бы найти разумное объяснение. Даже удивительно, что Полупуд не обратил на это внимания. Ну, да ничего, моя паранойя не дремлет, и ее мнительности нам на обоих хватит.
– Лодка, – ответил дозорный. – Подводи байдак вон к тем вербам и прыгай на дерево. Как слезешь, увидишь. Плыви прямо, как плыл. Аж до снопа к шесту привязанного. За ним сверни направо. На следующей вехе – еще раз направо. А там уже увидишь. Или тебя заметят… Мимо острова не проскочишь.
После заложил пальцы в рот и дважды свистнул. Но и на том не ограничился, а зачем-то постучал рукоятью ножа по стволу дуба. Десяток казаков возник по обоим бортам, словно из-под воды вынырнули. Впрочем, может, так оно было. Потому что некоторые, как длинные мундштуки или сигареты, держали во рту стебли тростника.
– Хлопцы, с гребцами не брататься, пока круг атаманов не решит, что с ними делать! – предупредил запорожцев Полупуд. – Я их как разбойников знаю. Чтобы кровь проливали, того не видел, брехать не стану. Но на атамане ихнем печать Каинова навеки выжжена. Ворон.
– Так ты и с Вороном встретился? – вновь отозвался Иван Грач. – Знатно… Еще один мертвец воскрес!.. Василий, Христом Богом заклинаю, не рассказывай своей истории, покуда я не сменюсь. Мне только до заката тут куковать осталось. А за это я тебе кварту горилки поставлю. По рукам?
– Хорошо… – пожал плечами Полупуд. – Как поговорю с Серком, в курень зайду. Там и найдешь меня, ежели не передумаешь на угощение раскошелиться. Пошли, что ли, Петро?
И тут я заметил, как напрягся Типун. Кормщик явно хотел что-то сказать, но не решался. Гм? Я же сам решил с него глаз не спускать.
– Василий, давай Типуна сразу с собою возьмем. Он ведь тоже к куренному торопится. Да и рассказать… – погладил по пазухе, где висел на бечевке таинственный ключ, – ему есть о чем. В довесок к нашим словам. Все равно за ним сразу пошлют, как только ты о ключе вспомнишь.
Типун быстро опустил глаза, но я успел заметить, что напряжение из взгляда кормщика исчезло. Да и подхватился он со скамьи чересчур торопливо. Словно только этого и хотел. Ох, непростой ты разбойник… Ну, ничего. Я на стрёме.
Полупуд лишь кивнул. Мол, резонно. Пусть так и будет. Встал на борт, мощно оттолкнулся, аж доски скрипнули, и прыгнул на вербу, которая приняла его с радостным хрустом ломающихся под весом казака веток. У меня получилось еще хуже. Нет навыков десантироваться на деревья. Хорошо, ветки у вербы гибкие, пружинистые, а не острые и твердые сучья, – иначе без членовредительства не обошлось бы. А вот Типун, несмотря на раненую руку, проделал все с ловкостью обезьяны. Прыгнул, завис на ветке, качнулся разок и уже стоит внизу. Как на эскалаторе съехал. И пока мы с казаком озирались да отряхивались, уселся в пришвартованную рядом лодку с таким видом, словно невесть который час нас тут ждет. М-да, рожденный ползать… альбатросом никогда не станет.
Свернув направо во второй раз, лодка выскочила из камышовых зарослей на весьма приличных размеров протоку. Вода здесь не стояла, а, весело шумя, проносилась мимо пологого острова. В верхней части которого, метрах в ста от берега, стояла небольшая деревянная крепость. Опоясанная сплошным, крепким частоколом с двумя видимыми с воды башнями на углах и одной широкой, надвратной. Виднелись также жерла нескольких пушек… Или мортир… В этом я не спец. Но размеры солидные, хоть арбузами заряжай. А еще за частоколом высился крест, венчающий маковку церкви… Православный.
Вся площадь перед частоколом аж роилась от народа, словно в супермаркете в день предпраздничных распродаж или перед офисом объявившего о банкротстве банка. Не меньше сотни… Гомон тоже стоял соответствующий. Удивительно, насколько заглушают звуки камыши и тростник. Пока не выплыли на плес, ничего не слышал. Даже сомневаться начал, хорошо ли запомнили указания и туда ли свернули. А потом как звук включили…
Особенно со стороны одной, самой большой группы, плотно облепившей перевернутую вверх килем большую лодку. Более стройных, чем байдак, обводов и хищного, что ли, вида. Явно предназначенную для стремительного броска, а не для перевозки грузов. Видимо, это и есть та самая чайка, легендарное судно запорожских казаков, на котором они переплывали Черное море и задавали жару Высокой Порте.
– Тащи! Тащи…
– Куда прешь?! Глаза разуй!
