Темногорье

– Мы ненадолго.

Но как только вошли, сразу стало понятно, что надолго.

Хама так хлопотала, так старалась угодить, что уйти после ужина было все равно, что плюнуть ей в душу. Хозяйка накрыла стол кружевной скатертью, достала салфетки, серебряные приборы, белую фарфоровую посуду, витые подсвечники, зажгла свечи. Проводила гостей в уборную, дала каждому полотенце для рук.

– Потом ванну наполню, – пообещала она. – Вода в озере чистая, мягкая. А мыло я варю с травами. От усталости и для хорошего сна.

Катя мыла руки в рукомойнике, вода была теплая, мыло пахло лавандой. Как же хорошо здесь. Рукомойник серого цвета с выгравированными узорами, раковина фаянсовая. Сама комната отделана нежно-голубым кафелем с изображениями птиц. И пуфик в углу. Можно придвинуть к раковине и умываться сидя, если устал или не до конца проснулся. Здорово.

Во время ужина Хама и Хакки не присаживались, все хлопотали. Сначала подали густой наваристый суп из баранины. Затем – жаренную до золотистой корочки картошку. Катя чуть не подпрыгнула от восторга: она об этом мечтала! К картошке – сметану и кусок отбивной. После – крепкий чай с пирогами. И все никак не наесться. Думаешь – ну, точно последний кусок, а рука еще тянется. Катя с благодарностью смотрела на хозяев: славные. Хама – высокая, сухощавая, волосы с сединой, а глаза большие и серые, красивые. Хакки – приземистый и крепкий, с густой черной бородой, прихрамывает на левую ногу. Разные, а вместе замечательно смотрятся. Видно, что любят друг друга, точно между ними узы протянулись, крепкие и надежные.

Затем Игорь, дядя Дима и Хакки отправились за водой на озеро, а Катя осталась с Хамой.

– Какие у тебя волосы красивые. Густые, длинные. Можно, я их расчешу? – попросила та.

Катя разомлела от сытного ужина. Хотелось спать, потому она лишь молча кивнула. Хама достала густой гребень и принялась чесать, приговаривая:

– Крепко сеть свою я сплела.
Попадет в тенёта не пчела.
Не воробышек, не муравей,
Не лисица, не соловей.
Для иной добычи узы плету,
Заманить ее хочу на лету,
Обмануть, глаза отвести.
За собой в рабский плен увести.

Кате казалось, что она слышит журчание ручья. Гребень скользил по голове, веки наливались тяжестью, рот не закрывался от нахлынувшей зевоты. Тут послышался шум: вернулись мужчины. Катя встряхнула головой: чуть не уснула. Потому, что сытно поела, да и уютно здесь. Дом небольшой, но ладный, построен с любовью. Стол круглый, дубовый. Буфет тоже сделан из массива дерева и украшен резьбой. Этажерка со статуэтками пауков и странных существ: наполовину людей, наполовину пауков. Она взяла одну.

– Это арахниды – дети Арахны, – пояснила Хама, – несчастной ткачихи, превращенной в паучиху ревнивой богиней.

Катя передернулась: ну, и уроды. Изо рта торчат то ли кривые клыки, то ли короткие лапы – не понять, вместо рук – паучьи ноги. А ниже пояса – мохнатое брюшко. Гадость! Зачем Хама эти статуэтки собирает?

Хама бережно забрала фигурку и поставила на полку.

– Вода уже нагрелась, девочка моя, я приготовлю тебе ванну.

Она заботливо проверила, не горячо ли, добавила ароматную пену, достала полотенце и халат с тапочками.

– Ты первая, девочка моя, а мужчины подождут. Не торопись.

Катя нежилась в ванне. До чего же здесь хорошо. И Хама такая внимательная, как мама. Нет, лучше. Да и Хакки ничего, во всем жене помогает. Молодец. Катя бы здесь с удовольствием погостила. Как бы уговорить остальных?