самом доме больше года назад. Кончики пальцев медленно изучают его, и я не могу отделаться от воображаемой картины, в которой проделываю это с Петерсон вновь и вновь.
Я отчетливо помню удовольствие, даже удовлетворение, испытанные при виде каждой капли крови, проступающей на коже Ким, от каждого болезненного стона, вырывающегося из ее рта. Но… смотря на шатенку сейчас, понимаю как никогда ясно, что не хочу убивать ее. Если раньше мне казалось, что для Ким, идеальной и совершенной, нет ничего лучше, чем распрощаться с жизнью молодой и цветущей в центре моих “часов”, оставленных специально для нее, то теперь я осознаю, что не могу позволить себе потерять ее. К тому же собственноручно. Разве можно лишать себя совершенства? Это неимоверно глупо.
Прожив полгода вдали от Петесрсон, я понял, что не могу отказаться от удовольствия созерцать ее, владеть ею. Я люблю ее. Но… это не сопливая любовь, кружащая голову романтичным идиотам, считающим, что, полюбив, они познали в этой жизни все. Чувство, что связывает нас, помогло мне открыть для себя новую грань совершенства. Я не хочу причинять Ким боль, мучить ее до полусмерти. Наша любовь делает все куда более умело и красиво: она ломает Петерсон изнутри. Растаптывает ее, заставляя подавлять ее внутреннее «я», заставляя идти у меня на поводу. И как бы она ни старалась сопротивляться, мы оба понимаем, что ее зависимость уже давно превратилась в одержимость, которую девушке не побороть.
И для меня нет ничего краше, чем наблюдать эту борьбу и каждый раз одерживать победу.
(Ким Петерсон)
Не знаю, как долго я проспала, но, почувствовав легкую головную боль и продрав глаза, осознаю, что на улице еще ночь. Комната наполнена слабым светом луны, которого едва хватает для того, чтобы рассмотреть очертания стен и предметов. Находясь в полусонном состоянии я не сразу вспоминаю последние события, но когда память все же приходит в норму, меня наполняет чувство тяжести, распирающее изнутри. Кажется, будто оно вот-вот проломит ребра и попросту хлынет вон из моего тела. Мне бы этого хотелось. По крайней мере, возможно, хоть так я смогла бы ощутить легкость. Слезы уже не идут, поэтому, упиваясь внутренней болью, я лежу, вслушиваясь в ночную тишину дома, и только теперь осознаю, что в спальне есть кто-то еще. Тяжело перевернувшись на спину, нахожу рядом с собой Моллигана. Его лицо кажется мне каким-то нереальным. Такое спокойное, умиротворенное… Райли кажется едва ли не беззащитным и безобидным. Я почти не слышу его дыхания. Его образ наталкивает меня на мысли о спящем звере. Но… он не зверь. Это дьявол, живущий в теле человека.
Стараясь не шуметь, ложусь на бок – лицом к Моллигану. Не могу перестать рассматривать его теперь. Мне слишком сильно хочется запомнить его таким.
Сегодня я убила. Из-за него. Из-за собственной больной ревности, немощности.. Закрывая глаза, я по-прежнему вижу, как он прикасался к той девушке, а затем я вижу ее простреленную голову. Но я ведь понимаю, что он сделал это нарочно… Он все продумал заранее. Идеальный игрок, который, пожалуй, еще ни разу не потерпел поражения.
Наблюдая за Райли, я не могу противиться собственному желанию прикоснуться к нему. Ладонь машинально тянется к его лицу, и кончиками пальцев я с легкой дрожью в ладони провожу по теплым мягким губам мужчины.
Почему меня так влечет к нему? На что еще, черт подери, я готова ради него…
Сглотнув, медленно опускаю ладонь на открытую шею и далее – на мужественную оголенную грудь, которая плавно вздымается и опускается под моими пальцами. Я должна что-то с этим сделать. Так не может продолжаться вечно. Я обязана сопротивляться, но, что если я не хочу? Я уже не смогу пережить его потерю во второй раз. Не хочу.
Не хочу.
(Райли Моллиган)
Ким осторожно водит пальцами по моей груди, даже не подозревая, что я не сплю. Но мне надоела эта игра. Надоели эти сопливые акты нежности и прочей ерунды. Дождавшись, когда ладонь Ким доберется до моих ключиц, с силой ловлю ту за запястье. С женских губ срывается слабый возглас. Подняв веки, вижу, как шатенка уставилась на меня, тяжело дыша. Терпеливо ожидаю, пока та начнет сопротивляться, но Ким, выдержав долгую паузу, напротив, порывисто подается ко мне и примыкает к губам. Продолжая стискивать запястье девушки, чем заставляю ее наморщиться от боли, сильнее притягиваю Петерсон к себе. Жадно целую ее губы, покусывая и оттягивая их, свободной ладонью ненасытно блуждаю по спине и узким бедрам шатенки. Ловким движением руки расстегиваю бюстгалтер и наспех срываю с тела Ким, не жалея вещицу. То же самое происходит и нижней частью белья, которая отправляется куда-то на пол.
Со звериной яростью перекладываю легкое податливое тело на матрас и покрываю своим, нависая над Петерсон, кусая и облизывая пульсирую шею. Схватив Ким за грудь, сжимаю ее, заставляя девушку стонать, болезненно и вместе с тем удовлетворенно. Стройные длинные ноги обвивают мой торс, вынуждая сильнее прижаться к женскому телу. Покрывая выступающие ребра скорыми влажными поцелуями, поднимаюсь выше и принимаюсь покусывать затвердевшие соски, со свирепостью вжимая тело
