и марш!
Похоже, краткая речь подхлестнула оставшихся в живых. Бойцы подтянулись, разобрали снаряжение, готовясь к походу.
Паккард удовлетворенно крякнул. Жгучая ненависть заглушала страх и обостряла чувства. Полковник представил себе, как огромный зверь падает, сраженный его рукой…
Как он был рад наконец-то взяться за дело!
Глава четырнадцатая
Конрад шел впереди, прорубая путь сквозь заросли взмахами мачете. Двигался он легко и изящно. Сама Уивер тоже постоянно жила в командировках – всегда в движении, в погоне за новым сюжетом, высматривая сквозь объектив настоящую жизнь, абсолютную истину, скрытую за войнами, конфликтами, человеческими жертвами и неотвратимым превращением цивилизации в хаос. Да, именно это она наблюдала везде, куда ни глянь. Ничто из увиденного не говорило о том, что человечество движется в каком-нибудь ином направлении.
Потные, перепачканные, усталые, объятые страхом, они шли вперед. Сливко на ходу не прекращал обшаривать эфир, но тот был пуст. Только треск помех то утихал, то вновь становился громче – казалось, это шепчет сам остров, и в шепоте его отчетливо слышалась насмешка.
– Побереги батареи до тех пор, пока не подойдем поближе к остальным, – посоветовал Конрад. – Если, конечно, хоть кто-то, кроме нас, еще жив.
Сливко выключил рацию и повесил ее через плечо. Поймав в кадр его понурое, подавленное лицо, Уивер щелкнула затвором. Еще одно застывшее мгновение… Интересно, что покажет этот снимок, когда… если будет проявлен и отпечатан? Именно поэтому ей так нравилось снимать. Жизнь в видоискателе камеры бурлила, постоянно была в движении, но лишь неподвижные кадры, выхваченные из общей суеты, несли в себе истину. Частенько истина мелькала слишком быстро или крылась слишком глубоко, чтобы различить ее невооруженным глазом.
Вдруг Конрад, шедший впереди, замер на месте. Обернувшись, он прижал палец к губам, а затем указал вперед – туда, где в зарослях виднелся просвет. Там, впереди, река превращалась в обширную заводь. На тихой воде слегка покачивались мясистые листья водяных лилий, берега поросли густым камышом. В центре заводи возвышалось нечто вроде небольшого островка, усеянного принесенным рекой плавником и длинными, волокнистыми стеблями королевского чистоуста[39]. Яркие, разноцветные птицы то и дело перепархивали с островка на берег, копались в земле и возвращались на островок с крупными крылатыми насекомыми в клювах.
– Что там? – прошептала Уивер.
В ответ Конрад лишь молча покачал головой и указал на островок. Уивер пригляделась внимательнее, но лишь подняв к глазам камеру, сумела разглядеть едва уловимое движение.
От островка по водной глади широкой заводи расходились круги. Листья водяных лилий слегка покачивались на волнах. То там то сям с листа на лист прыгали усеянные бородавками лягушки. От всплесков по поверхности заводи тоже шла рябь. Уивер щелкнула затвором камеры…
Островок шевельнулся и начал медленно подниматься из воды.
Уивер чудом не выронила камеру. Казалось, земля уходит из-под ног. Она ахнула, покачнулась, но удержалась на ногах и тут же поняла, что перед ней.
Из воды и ила медленно поднялся огромный, величественный водяной буйвол. Его рога, увешанные водорослями, достигали пятнадцати футов в длину. Огромная голова, которую Уивер и приняла за островок, повернулась в их сторону. Глядя на них, буйвол медленно жевал. Тяжелые челюсти смыкались с глухим, хлюпающим звуком, разносившимся над заводью громким эхом. С огромной спины струились целые водопады. Птицы, немедленно кинулись выбирать из водорослей, длинными прядями повисших на поднятых над водой рогах, каких-то мелких подводных созданий.
Сливко поднял свою M-16, но Конрад положил руку на ствол и пригнул его книзу. Летчик, к немалому облегчению Уивер, не сопротивлялся.
Буйвол, похоже, и не думал угрожать пришельцам. В отличие от них, у него встреча не вызвала ни удивления, ни восторга. Он просто опустил голову в воду, открыл пасть и зачерпнул со дна пруда новую порцию водорослей пополам с вонючим илом.
– Какой… здоровенный, – прошептала Уивер.
Конрад улыбнулся в ответ. В его глазах отражалось то же ощущение чуда, которое испытывала и сама Уивер, и это было очень приятно. «Может, жизнь – вовсе не одни только войны и смуты? – подумалось ей. – Может, на самом деле я все это время искала чуда?»
