– Прошу прощения… – учтиво вмешался Локк.
– У нас что, сегодня детский праздник? – рявкнул Пастырь. – Пенделей захотелось?
– Напомните, пожалуйста, сколько господин Монкрейн вашему хозяину задолжал?
– На сегодняшний день – восемнадцать реалов, четыре пятерика и тридцать шесть коппинов.
– Так я и думал. Вот, здесь ровно девятнадцать реалов. – Локк протянул Пастырю кожаный кошелек. – От господина Монкрейна, разумеется. Вы же знаете, он любит для пущего удовольствия представления устраивать.
– Ах, ты еще и шутить вздумал?
– Что вы, я не шучу. Девятнадцать реалов, без подвоха, – кивнул Локк.
Пастырь раскрыл кошелек, пересчитал монеты и ошарашенно крякнул:
– Тьфу ты, и впрямь… Чудо чудное, диво дивное – Джасмер Монкрейн долг вернул. Я сегодня всем богам молитвы вознесу.
– Мы в расчете? – спросил Монкрейн.
– Ну да, в расчете, – буркнул Пастырь. – За этот должок. Вот только я бы на твоем месте больше к хозяину не обращался: у него память долгая, а ты – свищ в жопе.
– Да-да, конечно, – вздохнул Монкрейн. – Как скажешь.
– Радуйся, болван, что на сей раз легко отделался. – Пастырь отвесил издевательский поклон и вышел вместе с разочарованными спутниками.
Монкрейн отвел Локка в сторонку и заявил:
– У меня к тебе разговор есть. Я, конечно, счастлив, как младенец у материнской титьки, что мне больше ничего не угрожает, но далее не намерен безмолвно взирать, как вы мои дела за меня решаете.
– Если бы вы сами свои дела решали, то сидели бы сейчас в темнице, – напомнил ему Локк. – Мы просто хотим оградить вас от дальнейших неприятностей.
– Меня не устраивает, что со мной обращаются как с межеумком. Отдай мне деньги, с остальными долгами я сам рассчитаюсь, – потребовал Монкрейн.
– С портным, с башмачником, с переписчиком и с актерами, которые к Басанти переметнулись? Нет уж, мы их сами разыщем.
– Не тебе по моим счетам платить, щенок!
– И не вам этими деньгами распоряжаться, – возразил Локк.
Сабета подвела к собеседникам Жана и умильно заметила:
– Джасмер, а ведь я чуть не решила, что вы пытаетесь одного из нас запугать.
– Мы тут просто обсуждаем, как мне лучше всего расплатиться за мои промахи, – проворчал Монкрейн.
– Лучше всего вам придерживаться условий уговора, – холодно улыбнулась Сабета. – Не забывайте, кто вас из Плакучей Башни вызволил и кто покровителя в труппу привел. Ваша задача – поставить спектакль, и в этом все ваши указания мы будем исполнять беспрекословно. А вот заботу о вашем благосостоянии предоставьте нам.
– Я растроган до глубины души, – буркнул Монкрейн.
– Вот дурить перестанешь, и будет у тебя не жизнь, а сплошной праздник, – резко заметила Сабета.
– Что ж, я иду принимать ванну, – заявил Монкрейн. – Или в этом без вашей помощи тоже не обойтись? Вдруг я в тазу утоплюсь…
– Утопишься – лишишь себя удовольствия нас по сцене гонять, – процедил Локк.
– Тоже верно… – Монкрейн задумчиво поскреб седую щетину на щеках. – Ладно, после обеда увидимся. Кстати, раз уж речь зашла о сцене. Лукацо, перетащи десяток стульев из таверны во двор. Верена, а ты попроси Дженору отыскать в сундуках копии «Республики воров».
– Всенепременно, – ответила Сабета.
– А если я еще кому-нибудь понадоблюсь, отправьте их в мои апартаменты. Гостей буду встречать нагишом.
К полудню солнце скрылось за тяжелыми тучами, и изнурительный, мозгоплавящий зной сменился жаркой, ленивой истомой. Грязевые хляби внутреннего дворика – последнее пристанище непросыхавшего Сильвана Оливиоса Андрассия – подсохли ломкой коркой, хрустевшей под ногами ошеломленных актеров труппы Монкрейна и Булидаци.
Благородные Канальи уселись все вместе; впрочем, Кало и Галдо, с темными кругами под осоловелыми глазами, отказывались сидеть рядом, а потому устроились с противоположных боков, разделенные Локком, Жаном и Сабетой.
Алондо лениво листал потрепанную копию «Республики воров». Сабета отыскала десяток рукописей, все разного размера и
